Канси унаследовал трон ребенком и правил шестьдесят лет (1662–1722). Это была одна из величайших эпох в истории Китая.

В 1673 г. он консолидировал империю, навязав борьбу трем почти независимым командирам на юге — одним из них был У Саньгуй, который привел маньчжурскую династию на трон. Последовала десятилетняя война, после которой власть Пекина утвердилась во всем Китае и в северных степях. Усмирив страну, император совершил официальные поездки по стране, в результате которых он приобрел энциклопедические знания о «каждой реке и горе» в двадцати одной провинции.[130] Во внутренней политике Канси поощрял образование и уделял внимание жалобам своих цензоров.

Канси открыл страну для внешних связей, так что, следуя примеру британской Ост-Индской компании в 1684 г., шесть европейских государств открыли торговые склады в Кантоне. На севере он проявил твердость в отношении русских, сначала разрушив их приграничные крепости, а затем заключив Нерчинский договор (1689) в присутствии китайских войск численностью 25 тысяч человек. Этот первый китайский договор с европейской державой зафиксировал границу севернее бассейна реки Амур, которая оставалась неизменной почти два века. Это развязало императору руки для проведения серии кампаний против северных монголов, которые были превращены в вассалов. Позже он одержал победы над халхасцами в Центральной Азии и установил протекторат над Тибетом. Таким образом, Канси смог защитить Китай в пределах дуги из зависимых народов, обширных пустынь и непроходимых гор — от Корейского пролива до Гималаев.

В автобиографии Канси подчеркивается его ревностное служение своему делу и объясняется престиж Китайского государства в начале XVIII в.:

Просвещенного Канси сменил на троне его младший сын Иньчжэнь, который первоначально растрачивал свою энергию на укрепление своих позиций по отношению к старшим братьям. При его правлении, правда продолжавшемся всего лишь четырнадцать лет, не было злоупотреблений.

Достижения Цяньлуна, четвертого императора династии Цин, были сравнимы с успехами Канси, а возможно, и большими. Он являлся смелым, способным правителем, был воспитан как сын малоизвестной наложницы.[132] Он правил шесть десятилетий (1736–1796).[133] Его военные достижения были отмечены как «десять побед»: пять над восставшими мусульманами, племенами мяо и формозцами; остальные над народами за пределами Китая. Он блестяще осуществил завоевание Непала в Северной Индии, за Гималаями. Однако войны против Аннама и Бирмы были безуспешными и дорогостоящими — о победах говорили лишь подобострастные придворные поэты. При Цяньлуне могущество Китая достигло зенита, но также появились признаки заката. Расходы на обеспечение войск, коммуникации которых иногда растягивались на расстояние в две тысячи миль, истощили казну. Богатые территории были опустошены в гражданских войнах. Предположительно 300 тысяч знаменных воинов погибли от ран, неблагоприятных атмосферных условий или тропической лихорадки.

С годами император становился изоляционистом. Он ограничил торговую деятельность иностранцев дельтой Кантона и в 1793 г. оказал холодный, хотя и пышный, прием британскому торговому послу лорду Макартни. В последние два десятилетия он находился под влиянием алчного фаворита Хэшэня.

Правление Цзяцина (1796–1820) и Даогуана (1820–1850) привело к плачевным результатам. Два честных и добросовестных, хотя и слабых, императора старались поддержать величие династии. Сокращение Цзяцином расходов на императорский двор отдалило от него маньчжурскую придворную гвардию. Даогуан терпеливо переносил летнюю жару в Запретном городе, чтобы не тратить деньги на пребывание в его горном убежище в Цзехоле. Однако войны Цзянлуна против мусульман на дальнем западе должны были возобновляться снова и снова, и ненасытность чиновников вызывала восстания почти во всех провинциях огромной, но распадавшейся империи.

Когда лорд Амхерст прибыл из-за «четырех морей» в 1816 г., чтобы объявить о победе при Ватерлоо и открыть Китай для торговли с Западом, он был выслан из Пекина без аудиенции. Однако давлению «белых» держав было невозможно бесконечно сопротивляться. Их требования подкреплялись соединениями военных кораблей, такими мощными, которых никогда на Востоке не видели. До того как Даогуан умер в 1850 г., эти государства захватили китайскую землю в Гонконге и вынудили Китай предоставить торговые привилегии в его южных портах. Император запретил ставить почетные мемориальные доски перед своей могилой.

Охваченные страхом перед угрозой сепаратистских движений, последние императоры Цин запрещали высокопоставленным чиновникам служить в их родных провинциях и производили ротацию каждые три года. При этом подведении итогов сам император осуществлял продвижения по службе, чтобы привязать к себе успешных чиновников.

Тем не менее к началу XIX века цензоры сообщали о вымогательстве и коррупции, начинавшихся с дворца и все более усиливавшихся по мере удаления от Пекина. Это вызывало почти постоянные восстания в Туркестане и на Формозе, куда ссылались самые бесчестные чиновники. Размер государственных жалований оставался неизменным с древности, несмотря на постоянную инфляцию цен. Инь-чжэнь составил список дополнительных субсидий, но даже с учетом их сборщик таможенных пошлин в Кантоне получал двадцать пять долларов для всего своего штата из двухсот человек. Все же в XIX в. он был в состоянии оплачивать все расходы, помимо перевода более двадцати пяти долларов в Пекин и накопления собственного капитала.

Толпы мелких служащих, преимущественно бедных родственников, вымогали деньги у сторон судебного дела в ямынах — резиденциях мировых судей; народные пословицы выражали цинизм, с которым люди относились к этим «волкам и тиграм».[134] Канси откровенно советовал своим подданным избегать судов и искать справедливость в своих семьях и деревенских советах. В качестве морального руководства он оставил священный эдикт, призывающий все пять сословий общества быть честными, преданными и экономными. Этот эдикт, находившийся в каждом судейском ямыне, вынимался из коробки в желтом шелке и читался первого и пятнадцатого числа каждого месяца.