Провинции управлялись наместниками, которым подчинялись две или три смежные провинции, или губернаторы, в ведении каждого из которых была одна провинция. Они были настоящими сатрапами, клялись в верности императору, но обладали абсолютной властью на подчиненной им территории. Каждому помогали заместитель губернатора, судья и по крайней мере два чиновника по налогам, ответственные за налог на урожай и за монополию на соль. Ниже находились руководители областей, а еще ниже, на местном уровне сянь гуань, представлявший правительство на «низовом, массовом уровне» — «разносторонний» чиновник, выполнявший обязанности конфуцианского священнослужителя, литературного эксперта, собирателя налогов, шерифа и судьи, нотариуса и семейного советника: «отец и мать» общины.

Доступ ко всем должностям на гражданской службе обеспечивался, по крайней мере теоретически, через государственные экзамены, впервые введенные при династии Хань и продолжавшиеся затем с небольшими перерывами. При маньчжурской бюрократии существовали три типа экзаменов. Предварительный экзамен проводился каждые два года в каждой области. Те, кто сдал их — около 1 % участников, — допускались к провинциальным экзаменам, испытанию, обычно проводимому с интервалом в три года. Несколько успешных кандидатов от каждой провинции экзаменовались затем в Пекине.[128] Соперники должны были написать стихотворения и очерки по предписанным темам — в значительной степени оценка определялась стилем, знанием истории и количеством и точностью цитат из классической литературы.

Только те, кто выдержал экзамены в Пекине, получали должности в государственном аппарате, и, так как никогда не хватало вакантных мест для всех кандидатов, назначения определялись жребием (или, как обычно утверждалось, влиянием на двор).

Престиж армии несколько повысился при маньчжурах. Они первыми среди правителей Китая учредили военную академию и проводили экзамены — параллельно с экзаменами на гражданской службе — для кандидатов на офицерские должности. Они включали некоторые литературные тесты, но в основном проводились соревнования по подъему тяжестей, владению мечом, стрельбе из луков пешими или на конях. По-видимому, в экзамены не включались тактика и военная технология. Продвижение слишком часто зависело от семейных связей. Первоначально восемь знамен управлялись различными князьями, но страх перед ниспровержением побудил императоров взять на себя командование тремя знаменами.

Девять воинских званий точно соответствуют должностям в гражданской бюрократии, и на них указывали сходные шарики на шапках. Гражданский чиновник, конечно, пользовался большим уважением, и почти уникальная особенность маньчжурского правления заключалась в переводе гражданских чиновников, не имевших военного прошлого, на высшие командные должности в армии.

Законодательство осуществлялось императорскими эдиктами, обычно после консультации с Большим советом.[129] Указы о поощрениях и наказаниях принимались на уровне императорского двора, хотя смертные приговоры, вынесенные провинциальными властями, просматривались в Пекине. Большой совет принимал постоянный поток докладов от цензоров, губернаторов и высшего чиновничества: низшие чиновники не могли непосредственно обращаться к трону, хотя заявления часто передавались их начальниками. Эти документы, написанные чистейшим классическим литературным стилем, касались всех проблем и оказывали заметное влияние на двор. Взятые в целом, они представляли собой максимально возможный способ свободного выражения мнения, к которому Цины относились с терпимостью. Непопулярный чиновник мог быть казнен, если в пятидесяти или большем числе донесений выдвигалось требование о его казни. Смелые цензоры не испытывали колебаний, даже рискуя подвергнуться суровому наказанию, когда они обвиняли императора в неправильном поведении. Мудрые цензоры прислушивались к голосу масс. Иногда им приказывали «слушать то, что поют люди», потому что общественное мнение о правительстве часто выражалось в непристойных частушках.

Маньчжуры, составляя менее 5 % населения, зарезервировали за собой половину мест в Большом секретариате и Большом совете. Император и его жены по необходимости должны были принадлежать к господствующей расе: «Никаких китайских наложниц; никаких маньчжурских евнухов». Пекин, расположенный близко от их родины, мог оставаться имперской столицей. Все китайцы были изгнаны из внутренних стен, которые стали маньчжурским городом, местом двора и «восьмизнаменных». Меньшие по размеру маньчжурские отряды были размещены в основных провинциальных городах, и смешанные браки между маньчжурами и китайцами запрещались.

Маньчжурские завоеватели требовали от всех китайских мужчин в знак покорности выбривать часть головы и носить косу, хотя корейцы никогда не отказывались от чуба на голове, как это было при Минах. Ноги маньчжурских женщин не бинтовались, в отличие от китаянок, имевших «лотосовые ножки».

Маньчжурам как избранной военной касте запрещалось заниматься торговлей. Многие из них служили в знаменах. Представители императорского клана отличались тем, что носили желтые или красные кушаки. Однако младшие ветви правящей династии были хорошо дисциплинированны. Влияние евнухов упало, и в течение двух веков император обладал властью и пользовался уважением. В династии Цин насчитывалось шесть императоров, причем каждый выбирал тщательно своего преемника. Маньчжурский язык использовался лишь на церемониях — подобно латинскому в тогдашней Англии. Однако один раз за десять лет императоры путешествовали по имперской дороге к могилам их предков в Мукдене.

Их крупнейшей ошибкой было «привязывание себя к своему прошлому». Цины опасались любых перемен, чтобы те не привели к отстранению их от власти. Когда их варварская энергия иссякла, их жизнь стала однообразной, рутинной. В своем последнем предписании Нурхаци повелел поддерживать мастерство стрельбы из лука — и «восьмизнаменные» неукоснительно следовали ему и носили с собой луки и колчаны в век пулеметов «максим».

Шуньси, которому в 1644 г. было лишь шесть лет, оставался под опекой своих дядьев. Ему очень нравилась китайская культура, но он был недостаточно энергичен в завершении покорения страны. Привязанный к своей жене, он возродил варварский обычай, принеся в жертву тридцать жизней после ее смерти. Он сам умер вскоре после достижения возраста мужчины.