— Мы обойдем город с севера и выйдем на Наблусскую дорогу, — сказал я. — Если будем идти по ночам, то дня за четыре доберемся до Акры и пошлем весть Сиднею Смиту.

— А как насчет сокровищ? — спросил Тентуистл. — Что будет с ними? Неужели мы откажемся от поисков?

— Вы же видели, что здесь их не оказалось. Сначала надо попытаться выяснить, где дальше искать. Я молю Бога, чтобы Фархи не схватили. Он может знать вероятные места новых поисков.

— Нет. По-моему, он предаст нас. Почему вдруг он так незаметно ускользнул?

Я тоже размышлял о его исчезновении.

— Сначала хорошо бы подумать, как спасти наши собственные шкуры, — пробасил Большой Нед.

И тут наш лейтенант вдруг пошатнулся, а по холму разнесся отзвук выстрела. Еще несколько пуль взметнули пыль у наших ног. Тентуистл с хриплым стоном опустился на землю. Потом до меня донеслась французская речь.

— Точно, они все-таки выбрались! Рассредоточимся! Отрежем им путь!

Похоже, именно банда французов, прицепившаяся в городе к Мириам, пыталась замуровать нас в подземелье. Выбравшись оттуда по нашему пути через Силоамский пруд, они услышали, что в городе началось восстание, и решили дождаться первых беженцев.

Я пристроился рядом с Тентуистлом и прицелился. Найдя в прицеле одного из сидевших в засаде бандитов, я спустил курок. Моя пуля сразила его наповал. Отличная винтовка. Я лихорадочно перезарядил ружье.

Нед взял пистолет Тентуистла и тоже выстрелил, но дальность пистолетной стрельбы не позволила ему достать наших противников.

— Своими вспышками ты только помогаешь им прицелиться, — сказал я ему. — Забирай Тома и лейтенанта, и отходите обратно к воротам. Я немного задержу их здесь, а потом мы затеряемся в Армянском квартале.

Над головой просвистела очередная пуля. Тентуистл закашлялся, сплюнув кровавую слюну, глаза его начали тускнеть. Очевидно, долго он не протянет.

— Ладно, мистер, попробуй выиграть нам немного времени.

Нед потащил назад Тентуистла, за ним нетвердой походкой последовал Том.

— Поттс погиб, еще двое наших ранены, — пробурчал он. — От твоих чертовых затей одни неприятности.

Рассвет набирал силу. Французы подобрались поближе, и их пули опять засвистели. Я выстрелил еще разок и оглянулся. Моряки уже проходили в ворота. Нет времени перезаряжать, пора уходить! Прижимаясь к земле, я поспешил к ним. Бандиты приближались, как стая голодных волков. Потом я услышал стук. Ворота закрывались! Я стремительно сбежал к ним и, оказавшись у стены, услышал, как лег на место засов, оставив меня за городом. Да, засов с лязгом улегся на крюки.

— Нед! Открой! — крикнул я, слыша угрожающий приказ подлого таможенника, но успел распластаться на земле, прежде чем прогремел залп. Пули градом забарабанили по железным воротам. Практически я находился в положении поставленного к стенке преступника. — Скорей, они уже на подходе!

— Я думаю, мистер, на этом наши пути расходятся, — отозвался Нед.

— Но у меня-то какой путь? Побойся Бога, не дури…

— Вряд ли эти лягушатники будут охотиться за парой бедных британских моряков. Тебе ведь одному известны тайны сокровищ, верно?

— Как, ты хочешь бросить меня им на расправу?

— Может, ты сумеешь обхитрить их так же, как нас.

— Проклятье, Нед, давай останемся вместе, как говорил лейтенант!

— Его уже нет, да и мы уходим. Не обманывал бы ты, мистер, честных моряков за карточной игрой, тогда и друзей не потерял бы. Так-то.

— Но я не обманывал, я переиграл вас!

— Один черт.

— Нед, открой ворота!

Но в ответ раздался лишь приглушенный скрежет металла.

— Нед! — Лежа на земле, я барабанил по неподатливому железу. — Нед, впусти меня!

Но он не сжалился, конечно, и я, напрягая слух, услышал их шаги, удаляющиеся в сторону мятежного города. Повернувшись назад, я обнаружил, что французы уже находятся всего в нескольких ярдах и на меня нацелены дула мушкетов. На лице одного верзилы расплылась кровожадная улыбка.

— Мы распрощались под Храмовой горой, но судьба опять свела нас! — воскликнул их вожак, снял треугольную шляпу и отвесил ироничный поклон. — Вы просто какой-то вездесущий, месье Гейдж, но и мне везет на встречи с вами! — У него была усмешка палача. — Конечно, вы помните нашу первую встречу на тулонской дороге? Пьер Нажак, к вашим услугам.

— Еще бы не помнить, редко встретишь грабителя, прикинувшегося таможенником. Так, значит, ваше настоящее имя Пьер Нажак?

— Относительно настоящее. Что случилось с вашими друзьями, месье?

— Разочаровались в карточной игре, — сказал я, медленно вставая.

Как дьявольски мне не повезло, я понял, когда Нажак заставил меня созерцать шрам его пулевого ранения. Именно благодаря мне год назад его грудь обезобразил паршивый красный рубец, из-за которого он долго не мог мыться с мылом и мочалкой. Маленькая воронка под левым соском — на пару дюймов левее и ниже — подтверждала, что меткость подвела меня. Более того, я обнаружил, что от Нажака чертовски дурно пахнет.

— Ваша пуля сломала мне ребро, — сказал он. — Представляете, как я обрадовался, оклемавшись и узнав, что вы, возможно, еще живы и я могу помочь хозяину разыскать вас. Сначала вы поступили достаточно глупо, направив своих разведчиков в Египет. Потом, прибыв в эти края, мы заловили трясущегося старого болвана, и он, как только мы слегка поджарили ему пятки, признался, что встретил некоего европейца с золотыми ангелами самого шайтана. Вот тогда-то я и почуял, что вы обретаетесь где-то поблизости. Чем дольше откладывается месть, тем она становится слаще, вы ведь согласны со мной?

— Да, пожалуй, я дам вам знать, когда соберусь окончательно пристрелить вас.

Встретив мою скромную шутку недобрым смехом, он встал и саданул меня в висок с такой силой, что ночная мгла вспыхнула голубыми искрами. Связанный по рукам и по ногам, я покачивался над костром, моя одежда медленно тлела, и боль наконец стала настолько нестерпимой, что я начал извиваться.

Это весьма порадовало моих мучителей, хотя, с другой стороны, обычно мне даже нравилось быть в центре внимания. Жаль, что ожоги продолжали еще долго терзать меня. Дело происходило ночью следующего дня после нашего бегства из Иерусалима, и единственными чувствами, удерживающими меня от потери сознания, были страх и боль. Истощенный и измученный, я чувствовал себя ужасно одиноким. Банда нажаковских громил увеличилась до доброго десятка, половина — французы, а остальные — уродливые, как жабы, бедуины, казалось собравшие на себя вековую грязь арабской кухни. Помимо отсутствия половины зубов у всего личного состава, в этой банде отсутствовал и тот француз, которого я заколол, отбивая Мириам. Я потешил себя надеждой, что набил руку за этот год и он отправился в мир иной. Хотя, возможно, он тоже где-то зализывал свою рану, мечтая о том дне, когда пырнет меня под ребро при очередной встрече.