Что же делать-то?!

Стоп, почему я думаю только о том, что могу…

А если так? Вот так?!

И почувствовал – смогу, смогу! Это ощущение было сродни тому, что каждый из нас знает: можно щелкнуть пальцами, цокнуть языком.

И тянуть нельзя! Время на раскачку? Да хрен бы с ней!

Бородач наклонился к черной открытой сумке, стоявшей на полу, и в этот момент я переместился!

Появился прямо над ним на высоте не меньше трех метров. Слава высоким потолкам и безумству храбрых!

Как там где-то было? «А может, просто небом стать?»

Вот хотелось стать камнем, просто камнем, а лучше куском железной руды такого же объема!

Эта мысль пронеслась вместе с полетом вниз.

Бандит до последнего не заподозрил неладного. Только уловив краем глаза тень, чуть приподнял голову, и ему впечаталось в лоб сиденье стула с водруженным сверху моим седалищем.

Хруст, я прокатился по спине бородача, свалился вбок. Ударился головой о пол. Но главное, стул не выдержал испытаний и рассыпался с треском, а я теперь мог двигать ногами. Хорошо, что в СССР мебель никогда прочностью не отличалась!

Чужак стоял на коленях и тряс головой, рука его тянулась к поясу. Я же успел единственное, что можно было сделать из такого положения, – перекатиться по полу и захватить его шею ногами, их в замок, а мужика уронить на пол.

И теперь давил, пережимал, не давал дышать!

Я старался сломать ему шею, он же, несмотря на средние габариты, силой обладал немалой и пытался одной рукой разомкнуть смертельные «объятья».

А правую ногу обожгло болью, еще и еще. Еще!

Он, падла, успел сообразить и выдернуть нож из ножен и втыкал его, пусть неуклюже и хаотично, но часто в левую икру. До кости!

Если бы не было кляпа во рту – орал бы во всю мощь легких.

Чуть было не разжал замок. Но на остатках силы воли давил, давил!

Дохни! Дохни!

Пришла отстраненная мысль: хорошо, что он не сообразил вытащить пистолет.

Дурея, и зверея, и даже не имея возможности заорать, я вложил в свое движение все силы, резкий поворот вправо, всем телом, главное – ноги не разжать. Хруст! Тварь обмякла и задергалась в конвульсиях.

Этот звук был сладкой музыкой, куда там Бетховену. И теперь я могу говорить, что, когда хрустят шейные позвонки твоего млядского врага, ты слышишь радостный рев древних предков, что поклонялись Перуну и Одину, они поют, поют свою победную песню. Радуются! Еще одного мудака потомок им в услужение отправил! И это здорово! Это прекрасно, это кайф. Это не просто кайф, это то, ради чего стоит жить. От адреналина дрожали руки, победил тогда, когда шансов не было и когда ставка одна из самых высоких – жизнь.

Да что за хрень в башку лезет?

А вместе с этим поднималась океанская волна, которая превращалась в цунами и накрывала с головой, топила собой все, убирая сейчас и боль, и слабость, – я могу! Я все могу!..

Могу!

Истеку сейчас кровью. Вот и все, что я могу.

Откуда это состояние? От наркоты, которой меня напичкали, еще не отпустило?

Так, где его нож? Вот!

Плохо, что на затылке глаз нет. Пока нащупал влажное, в моей крови, лезвие, добрался до рукояти, сжатой в чуть подрагивающей руке, прошло с минуту.

Теперь медленно и плавно. Порезавшись пару раз и слабея от потери крови, я смог разрезать путы. Как и предполагал – пластиковый хомут. Вырвал со стоном кляп, сделанный из скомканного полотенца и скотча. Хорошо, побрился недавно, а то бы заорал.

Бросился, хотя какое бросился – проковылял к кровати, на которой валялись вещи, вываленные в кучу из моего рюкзака. Живец. Четыре глотка. За кроватью скрючился труп еще одного бородача. Идиоты! Из-за одной жемчужины такой ажиотаж. У меня в ремне их больше двадцати. Забирали бы и валили… Даже не подумали проверить.

Мерзкое пойло, без которого ни одному иммунному не выжить, скользнуло по пищеводу, обожгло его. И сразу стало легче. И в голове немного прояснилось. Так, мой пистолет. Проверил – все в порядке. Передернул затвор. И в кобуру. Гранаты в карманы. Возьму-ка я еще «ПБ», чем черт не шутит…

У бандитов искать перевязочные пакеты бессмысленно. Сдернул с кровати простыню, бандитским ножом отрезал несколько полос, обработал их живцом. Разрезал до колена штанину, перебинтовал ногу.

Вновь осмотрелся, с меня уже натекло крови прилично. Все вокруг в ней. А еще хлюпало в ботинке.

Приоткрыл дверь, выглянул. И едва не выругался. Дверь в мой номер была напротив. Пятнадцать метров, и вот тебе аптечка и перевязочный пакет.

Я же тебя, еще пока неизвестная Вилена… Отчего-то я думал, что это та самая блондинка, которая жестикулировала в банном баре. Так вот, мразь, я тебя, может, и не буду на куски резать, но убью. Обязательно убью! Своими руками.

Но сначала надо добраться до своего номера. Перебинтоваться нормально. У меня там есть все. И зарубку надо сделать на память – перевязочный пакет должен быть везде и всегда. Как живец. Неважно, безопасное место или опасное…

Вот тебе и авторитет Гранита. Срали девки на него. Резкие и шустрые, что тот понос. Мы еще только пиво пили, обдумывая, что делать, жевали сопли, а одна из них уже нашла отморозков и на делюгу подписала.

Ну, сука!

Я плюнул в тело врага.

«Ты еще его обоссы!» – поглумился внутренний голос.

– Надо будет – обосру! – сказал я вслух.

Обыскивать тела? Хрен бы с ними. Что-то плохо мне становилось. Муть перед глазами, до легкой тошноты. Успею, сейчас главное – подлечиться. Добраться до рации… Все же двух ублюдков завалил, будут выяснять, что и к чему.

Вилена. Как я ее убивать буду? Вдруг закроют или прибьют сами? Ментатов, если выспрашивать начнут, не обманешь. С другой стороны… Смогут ли ей что-то инкриминировать? Наняла, пообещала? Так бандитов я допрашивал без протокола или мозголома, мало ли что они могли сказать… Сам я, коль был бы властью, послал бы подальше с такими доказательствами. Убить хотели – это да. За это получили, за это расплатились. Извините, товарищ Люгер, но девку мы не сможем привлечь. Поэтому нужно к властям. Про нее, правда, если получится, надо умолчать, мне самому нужно увидеть ее кровь, самому ее пустить.

Заковылял тихонько к своему номеру. Так… Дверь чуть приоткрыта – непорядок. Темная фигура в свете от ночника, стоящего на столе. Некто нагнулся над кроватью и что-то там делал. Что? Не разобрать. Вот тебе и «у нас не воруют». Везде воруют!

Поднял «ПБ» на уровень глаз.

Едва сдержал стон – ногу опять прострелило болью.

А перед глазами уже сгущалась разноцветная муть и парили уже ставшие постоянными спутниками красные пятна с радужными краями. В последний момент Зондер, а это был именно он, что-то почувствовал, обернулся.