Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя оно проводилось без официального указания, 1914 год показал, что это планирование совместных операций было полезным. Официально британское правительство не заключало никакого союза, направленного в поддержку Франции, и оно не сделало этого и тогда, когда в 1914 году началась война. Сам факт некоего молчаливого соглашения, что Великобритания может направить войска во Францию, обязан своим существованием деятельности Вильсона в последние предвоенные годы. Последний же видел себя архитектором здания франко-британского взаимопонимания, а после начала войны, конечно же, — главным действующим лицом, поскольку он оказался единственным человеком в Великобритании, кто в действительности знал, к чему идет дело.
Вильсон и так уже был возмущен намерением Китченера сократить численность БЭС, а когда 1 августа, в день, когда Германия объявила войну Франции, Великобритания, в свою очередь, не объявила войну Германии, он и вовсе пришел в замешательство. По его представлению, Великобритании следовало в этот же день объявить мобилизацию и с этого дня идти нога в ногу с темпами французской мобилизации. А теперь получалось так, что Англия плетется в хвосте и подводит la belle France («прекрасную Францию»). Вильсон в своем дневнике так комментирует происходившее 5 августа заседание кабинета министров по военному вопросу: «Историческая встреча великих людей, в основном совершенно не разбирающихся в обсуждаемой теме». Видно, он забыл, что эти «великие люди» являются либо его политическими руководителями, либо высшим военным руководством, что и заставило его впасть в ошибку, когда в Лондон приехал французский эмиссар, полковник Юге.
Юге прибыл в Лондон во второй половине дня 6 августа, и он сразу же попал к Вильсону. У них состоялся долгий разговор в кабинете Вильсона, после которого Юге сразу же отправился в Париж. К этому времени весть о его приезде достигла Китченера, и тот послал за Вильсоном и потребовал объяснений, почему последний счел для себя возможным вести переговоры с представителем французского правительства, вместо того чтобы доставить в кабинет военного министра. Негодование Китченера стало еще большим, когда оказалось, что Вильсон рассказал Юге обо всем, что говорилось на заседании Кабинета министров 5 августа и уверил того, что в воскресенье 9 августа БЭС начнут пересекать Ла-Манш. Вильсон завершает свою запись в дневнике по поводу 5 августа следующими словами: «Я отвечал, не выбирая выражений, поскольку не допускаю, чтобы он запугивал меня, в особенности если при этом он несет такую чушь, он намеревается отправить войска из Олдершота в Гримсби, внося таким образом страшную путаницу в наши планы». Под «нашими планами» мы, очевидно, должны подразумевать те планы, которые Вильсон совместно с французами старательно готовил перед войной.
Коллуэлл, биограф Вильсона, не скрывает своего убеждения, что в данном случае объект его повествования был совершенно не прав. Фельдмаршал Китченер был военным министром, более того, он хорошо знал французский язык. Естественно, что Китченер желал встречи с Юге, и он имел все права на это без какого бы то ни было вмешательства со стороны Генри Вильсона. Отношения последнего с Китченером стали складываться не в лучшую сторону, и с тех пор они служили поводом для возникновения конфликтов между этими людьми. Это обстоятельство также предвещало, что во всех вопросах об участии Франции в войне Вильсон будет проводить свою линию и настаивать на своих решениях, а также на решениях Френча перед своим начальством и коллегами в Англии. И не в последнюю очередь перед всегда восприимчивым к чужому мнению фельдмаршалом сэром Джоном Френчем.
До определенного предела подчеркнутое франкофильство Вильсона не было отрицательным явлением. Великобритания и Франция были союзниками, и было очень важно, чтобы происходил обмен мнениями политического и военного руководства обеих стран, чтобы их войска взаимодействовали между собой и чтобы их планы были согласованными. Все дело было в том, что Вильсон вышел за этот предел, и его действия, исполненные, несомненно, самых благих намерений, не всегда были полезными для командования британской армии, у которого и без того было немало трудностей в отношениях с новыми союзниками.
Прибыв во Францию вечером 14 августа, фельдмаршал Френч и его штаб отправились в Париж. Здесь во второй половине дня 15 августа фельдмаршал был принят президентом Франции Раймоном Пуанкаре и военным министром Мессими. Наследующий день он отправился в Витри-ле-Франсуа — во французский Генеральный штаб (GQG), где он в первый раз встретился с французским главнокомандующим генералом Жоффром.
Как записал Френч в своем дневнике, его первое впечатление о Жоффре было, «что это — человек с сильной волей и решительный, вежливый и внимательный, но твердый и последовательный в своих решениях и целях, которого нелегко переубедить или заставить свернуть с избранного пути… Все это были мои первые впечатления, но все, что я тогда подумал о генерале Жоффре, нашло более чем убедительное подтверждение в течение тех полутора лет жестоких сражений, которые мы вели вместе с ним. История назовет его одним из исключительно великих полководцев. Задача, вставшая перед ним, была чудовищной, но с какой доблестью он принял вызов, брошенный ему» («Life of Field Marshal French», pp. 204–205).
На самом же деле история не была особо щедрой по отношению к генералу Жоффру. В этом — еще один пример ее несправедливости по отношению к генералу Первой мировой войны, который с первых ее дней и до ухода с поста двумя годами позже, вне всякого сомнения, был одним из самых влиятельных военачальников в армиях союзников; который был человеком, спасшим французское государство и таким образом, хотя это небесспорно, всю Европу от катастрофы первых месяцев войны.
Жозеф Жак Сезар Жоффр родился в 1852 году в деревне Ривсальте, расположенной у подножья Французских Пиренеев. Он рос в небогатой многодетной семье, и его отцу, который был бондарем, приходилось кормить одиннадцать человек детей. В 1870 году, когда Жоффр был еще только курсантом, ему пришлось стать канониром при пушке, которая вела огонь по частям прусской армии. И в 1871 году во время осады Парижа Жоффр продолжал службу в артиллерии. Однако еще до того как в 1873 году его направили в Индокитай, который находился под властью Франции, он перешел в инженерные войска.
Военная служба Жоффра проходила в основном в колониях Французской империи. Он принимал участие в экспедиции в Тимбукту в 1894 году, а после, до того как в 1904 году его назначили главой Инженерного корпуса, Жоффр служил в Мадагаскаре. Затем он постарался перейти на командные должности, и с 1906 по 1910 год Жоффр командовал сперва пехотной дивизией, а затем армейским корпусом. В 1910 году он стал членом Военного совета Франции, а в 1911 — главою французского Генерального штаба. На этой своей должности он ввел всеобщую воинскую повинность с продолжительностью срока службы три года, форсировал работу по строительству оборонительных сооружений, которая тогда велась вдоль восточных границ Франции, и с помощью генерала де Кастельно довел до конца проработку деталей Плана XVII. Глава Генерального штаба являлся фактически главнокомандующим французской армии, и в этой своей роли Жоффр преуспел гораздо меньше.