возит с собой какое-то количество уже готового балласта. Мало ли, по какой причине изготовить новый балласт не получится, – вдруг печь выйдет из строя. Может, форма запасных лепестков будет не так идеально подходить для погодных условий в день гонки, но по крайней мере пилотов не дисквалифицируют за слишком низкий вес болидов.

Но тогда кто-то должен был запустить процесс обжига заранее. И изготовить много хрупкого балласта. А затем избавиться от улик. Причём избавиться от улик можно было только после установки фальшивых «лепестков» в болид, ведь изначально неизвестно, сколько «лепестков» сломается во время установки. А установка начинается после того, как будут готовы настоящие «лепестки», то есть только утром в день гонки. Значит, фальшивки ещё лежат в мусоре, потому что после катастрофы, согласно распоряжению полиции, персонал трека мусор не вывозил.

Рэй оглянулся на мусорные ящики. У каждой команды были собственные мусоросборники, чтобы конкуренты не могли использовать столь простой и очевидный способ промышленного шпионажа, как копание в чужом мусоре. Значит, убийца мог выбросить лишние, не пригодившиеся фальшивки только в эти ящики.

Механик спустил рукава своего комбинезона, тщательно застегнулся, натянул перчатки и снова залез в мусорный контейнер. И после нескольких часов поисков наткнулся на вскрытый конверт, адресованный покойному Джеймсу. В письме некий онколог с прискорбием отвечал на вопрос гонщика: да, его неоперабельный рак уже дал метастазы, и Джеймсу осталось в лучшем случае от четырёх до шести месяцев жизни.

Внутри этого конверта был ещё один. Какая-то анонимная поклонница на надушенной бумаге расписывала Джеймсу свои эротические фантазии. Чемпион мира получал такие письма пачками и выбрасывал, лишь бегло просмотрев: чтобы заинтересовать Джеймса, поклонницам недоставало восьмицилиндрового двигателя, а девушками он не интересовался. Рэй подумал, что, несмотря на это, Джеймс был очень тактичен: он выбрасывал эти письма в других конвертах, пряча ненужные ему самому признания от посторонних глаз.

Сразу под конвертом лежали несколько изломанных и раскрошившихся фарфоровых пластин, в которых Рэй мгновенно узнал «лепестки» балласта, отводящие воздух к радиатору.

* * *

Ли опрокинул в себя ещё бокал терпкого итальянского вина.

– Значит, это всё-таки могло быть самоубийство?

– Могло, – безучастным тоном ответил Рэй. – Джеймс был болен раком. Он бы не дожил до конца этого сезона. Он мог выбрать такой способ покончить с собой. Как говорит Чарльз, «уйти в расцвете сил», непревзойдённым чемпионом.

– Но это могло быть и убийство?

– Да. Кто-то изготовил очень хрупкие воздуховоды и покрыл их вместо глазури лаком. На вид они очень похожи на настоящие, если не искать разницу специально. Но выбранный лак не устойчив к нагреванию, а место балласта в нашем болиде – прямо под двигателем, который в течение всей гонки работает на износ. От жара лак перестал держать. Там, где Джеймса разбился, скорость приходится сбрасывать с трёхсот семидесяти до девяноста, это самое сильное торможение трассы. В какой-то момент одна из пластин «лепестков» лопнула, осколки разлетелись и вызвали цепную реакцию, разрушив остальные пластины. Эффект оказался двойным: во-первых, мгновенно образовалась воздушная подушка под днищем болида, уменьшилось сцепление с дорогой, пропала управляемость. Джеймс мог крутить руль сколько угодно, машина его не слушалась. Во-вторых, осколки при торможении сместились вперёд, к носу болида, изменился баланс нагрузки на переднюю и заднюю оси. У нас по расчётам восемьдесят процентов веса машины приходились на заднюю ось, там и двигатель, и гидравлика, и генератор, и пилот, а спереди – только управление и передний спойлер; поэтому основным тормозом у нас тоже был задний. Но когда вся масса балласта сместилась вперёд, развесовка нарушилась, и половина веса пришлась на передние тормоза, а их не хватало, чтобы удержать машину. Получается, машина неуправляема, летит на воздушной подушке и затормозить не может. Джеймс поэтому и отпустил тормоз, он понял, что только заблокирует колёса без толку…

– Дьявольский план, – покачал головой Ли. – Хитрый и безошибочный. Гонка длится два часа, перед «шпилькой» самые высокие тормозные перегрузки, рано или поздно ловушка сработала бы. И кто, по-твоему, это сделал?

– Я не знаю. Сам Джеймс. Чарльз получил большие деньги за продвижение системы, которая предотвратит подобные катастрофы. Энн занимается фарфором; если кто-то и мог изготовить чрезмерно хрупкие «лепестки», так это она. Ты тоже под подозрением, – установка «лепестков» это твоя обязанность, и никто не заметит, что ты берёшь их из другого ящика.

– А какой у меня мотив? Ревность к успехам талантливого пилота?

– Не знаю.

– Глупость.

– Тоже хороший мотив.

– Нет, твоё предположение – глупость. Я в этой команде семь лет, пять на должности главного механика. Какой смысл мне ревновать к парню, которому я сам помог завоевать три чемпионских титула из четырёх?

Вместо ответа Рэй развёл руками:

– Это только предположение. Если честно, я не представляю себе, кто бы это мог быть. Под подозрением все, даже ребята, которые у нас на пит-стопах меняют колёса.

Ли залпом допил вино:

– Который час? О, мне пора. У меня сегодня свидание.

– Поздравляю! Кому повезло?

Ли с загадочным видом подвигал бровями.

* * *

Пресс-конференция, посвящённая планируемым изменениям в регламенте, была в самом разгаре. За длинным столом на подиуме сидели руководители всех команд, участвующих в нынешнем сезоне «Формулы-1», представители FIA, пресс-секретари Formula One Management и Formula One Administration. Несколько первых рядов было занято представителями команд-участниц сезона, причём в первом ряду сидели пилоты. Одно из кресел в цветах команды Lotus было оставлено свободным в память о Джеймсе. За этим свободным креслом сидели Энн и Ли, за спиной Ли сидел Рэй, а дальше начинались ряды, заполненные репортёрами.

Представители компании Intelligent Motion только что закончили убедительную презентацию, демонстрирующую, как выглядела бы авария Джеймса Ганна, если бы на его болиде была установлена система принудительного экстренного торможения. Ведущий конференции предложил задавать вопросы.

– Как по-вашему, может ли трагедия Джеймса Ганна повториться в будущем?

– После того, как оборудование Intelligent Motion будет установлено на все болиды? Однозначно нет. Следующий вопрос.

– А как пилоты относятся к тому, что скорость их машин будет контролироваться компьютером?

– Можно, я отвечу? Кто не знает, я Фрэнк Кларк, гоняю за McLaren. – Зал ответил сдержанным смешком. – Скорость ограничивается до уровня, более высокого, чем тот, который был когда-либо показан на этом участке трассы. Скажем, на автодроме Судзука есть шикана15, которую все проходят на ста сорока. Компьютер ограничит скорость при входе в неё ста семьюдесятью. Поскольку это всё равно быстрее, чем скорость, с которой я проеду эту шикану, я даже не замечу ограничения скорости. Зато если я забуду нажать на тормоз и устремлюсь в эту шикану на трёхстах, меня не придётся отскребать от кокпита. Если же я на квалификации или в свободной практике успешно пройду эту шикану на ста семидесяти, компьютер поднимет ограничение до двухсот. Очень удобно.

Зал снова взорвался нервным смехом. Рэй тяжело вздохнул и внезапно выпрямился. Его ноздри уловили знакомый запах. Этот же запах он чувствовал от письма поклонницы, спрятанного Джеймсом.

– То есть мы можем быть уверенными, что таких трагических ошибок, как та, которую совершил Джеймс Ганн, больше не будет?

Рэй поднялся со своего стула, приковав к себе внимание зала:

– Меня зовут Рэй Макферсон, я второй механик в команде Lotus. Джеймс был моим другом, насколько я вообще могу понять слово «дружба». Джеймс Ганн был великим пилотом, он не совершал ошибок, и катастрофа, в результате которой он погиб, была вызвана не ошибкой. Это было убийство, спланированное и хладнокровное.

В зале воцарилась тишина.

– В болид Джеймса были установлены листы балласта, изготовленные с нарушением технологии, в результате чего они стали очень хрупкими. Эти листы были затем покрыты лаком, который потерял прочность во время гонки. – Рэй достал из внутреннего кармана своего пиджака несколько осколков фарфора. – Вот этот осколок я извлёк из разбитого болида Джеймса. Этот – из мусорного ящика