Разумеется, советник Хонда их читал. Но не заметил ничего подозрительного. Похоже, Дайко-ин не делала попыток через эти приглашения связаться со своими возможными сторонниками. А такое вполне вероятно. Датэ Сигезанэ и Могами Ёсиаки удерживают Уэсуги в Айдзу, не позволяя им выступить на юг, но мятежный клан пока что и не думает сдаваться. Они начали войну и так просто ее не закончат. Даже если узнают правду о маленьком господине Хидэёри. Им необходимо сохранить лицо. А жена князя Уэсуги здесь, в столице.

Но ей Дайко-ин не писала. Кику-химэ сама написала Ёдо, изъявляя надежду, что ей позволено будет навестить госпожу Ёдо перед тем, как та оставит замок.

Хонда Масанобу не мог сразу угадать, что она задумала. Возможно, эта гордячка, дочь Такеды, хочет показать, что, как и ее муж, сохраняет верность Тоётоми, тем более что Ёдо всегда выказывала ей свою дружбу. А может, за этим стояло кое-что посерьезнее. В любом случае лучше, чтоб она была на виду. О-Кику получила позволение прибыть на прием, Дайко-ин согласилась с этим.

Так что Ёдо вкладывала в приготовления весь свой бурный темперамент и лишь порой, вечерами, вместо того чтоб рассказывать сыну сказки, плакала, обняв мальчика, но ему твердила, что он ни за что плакать не должен – что бы ему ни сказали и что бы ни случилось: он, только он, Хидэёри – истинный наследник Ода и Тоётоми.

Наконец, настал день приема. К замку потянулись вереницы паланкинов, окруженные конной охраной и пешей прислугой. По коридорам зашелестели шлейфы дам, сопровождаемых свитой. Как бы они ни относились к Ёдо, она долгие годы была наложницей тайко и считалась матерью наследника. Даже если кто-то из них и радовался ее падению, внешние приличия должны быть сохранены, наряды безупречны, рукава пропитаны ароматами, манеры изящны.

Если же отбросить любование внешним видом дам, подбор приглашенных мог показаться весьма странным. Кто они – жены и дочери союзников Токугава или же его противников?

На самом деле ничего странного здесь не было. Привычка скреплять политические союзы брачными узами сыграла с военным сословием Присолнечной дурную шутку. Гражданская война трещиной прошла по многим славным родам. Взять, например, клан Санада – едва ли не самых опасных противников Токугава. Об это семейство обламывал зубы не только молодой Хидэтада, но и сам господин Иэясу. Но старший из братьев Санада взял жену из Хонда, вассалов Токугавы, сам принес присягу Иэясу и в этой войне сражался на его стороне. Впрочем, никого из дам Санада сегодня здесь нет. Зато есть вдова человека, которого, будь он жив, Хидэтада с превеликой радостью заставил бы с жизнью проститься. И самым неприятным образом. Именно Укита Хидэие предпринял ту ночную атаку, где Иэясу получил смертельную рану. В последующем сражении Укита пал, и можно сказать, ему повезло. Отчего же здесь его вдова, именующая себя Марией по своей нынешней вере? Оттого, что по отцу она из Маэда. О, будь жив старый Маэда Тошиэ, не зря прозванный Псом Оды, а потом столь же верно служивший Тоётоми! Быть может, и войны бы этой не случилось. Но никто не бессмертен. А нынешний глава Маэда предпочел поддержать Токугава. Потому Мария-доно не понесла никакого наказания, и дети ее живы и будут жить.

Здесь же супруга недавнего противника, новоявленного союзника – Мори Тэрумото. И княгиня Асано. Ее муж – сводный брат О-Нэ, также опора правления Хидэёси, а после его смерти – один из пяти администраторов, управлявших страной под эгидой регентского совета. Но предпочел выступить на стороне Восточной коалиции – то ли из-за дружбы О-Нэ с Токугавой, то ли из-за собственной ненависти к Исиде.

И другие дамы, кого приглашение застало в столице.

Когда уже все прочие собрались в зале, отгороженном в женских покоях, и заняли места за столами, вплывает гостья главная – госпожа О-Эйо. Рядом – и на шаг позади – сестра ее мужа, Току-химэ, и княгиня Дата. За ними – остальные дамы свиты.

Муж Току-химэ, Икеда Тэрумаса, был одним из полководцев тайко, и именно тот настоял на браке дочери Иэясу с Икедой. Не подозревая, что этот союз укрепит противников дома Тоётоми.

Лицо Току-химэ невозмутимо. Она много старше брата, старше и невестки, очередной поворот в ее судьбе был не первым. А может, она просто приучила себя сдерживать чувства.

Мэго-химэ сдерживаться совсем не хотелось, она была откровенно раздражена. Ей никогда не нравилось ездить в паланкине. Но верхом благородной принцессе на такой прием ездить не подобает. Пришлось трястись. От этого ее настроение вовсе не улучшилось. Но теперь было не до того, чтоб высказать откровенно, что она чувствует и думает об этом пиршестве. Не сейчас.

Ёдо и Хидэёри сидели на почетных местах, но при появлении Го Ёдо низко склонилась перед сестрой. То же сделал и мальчик – должно быть, мать заранее объяснила ему, как себя вести.

– Скромная монахиня Дайко-ин приветствует госпожу дома Гэндзи и просит оказать честь ее временному приюту.

Наряд Ёдо противоречит ее словам, она одета как знатная дама, а не монахиня. Голос ее чист и звонок, как серебряный колокольчик. И она находит возможность воздать хвалу победителю, не называя имени Токугава. Гэндзи – одно из древнейших имя в Присолнечной, ранний отросток императорского рода, и Токугава – первые в ряду знатных домов, кто имеет право на него претендовать.

– Подними голову, сестра. – Голос Го звучит тоном ниже, от усталости или волнения. – Что бы ни случилось, ты останешься моей сестрой, а твой сын стал отныне моим сыном.

– Сестра и госпожа моя! И благородные дамы, что великодушно приняли мое приглашение. Прошу испробовать невзыскательных кушаний, которые может предложить бедная вдова.

Для Ёдо с сыном, О-Эйо и Току приготовлен отдельный стол. Рядом – столы для ближних дам. Служанки начинают разносить угощение.

Раздражение Мэго усиливается благодаря застольному соседству. Напротив неё – Кику-химэ, княгиня Уэсуги. В этот час, вероятно, муж Кику и родичи Мэго сражаются между собой. О чем думала Ёдо, усадив их за один стол? Эта женщина вообще когда-нибудь думает? Или это сделано нарочно?

О-Кику прикрывает лицо веером. Ей тоже неприятно видеть жену врага. Жест неучтивый, но Мэго успевает заметить, что Кику выглядит не лучшим образом, ее лицо осунулось, глаза запали, и белила это только подчеркивают. Беспокойство за мужа тому виной или печаль о судьбе Ёдо?

Но довольно думать о Кику, пора обратить взгляд на стол. Кушанья изобильны – Ёдо, должно быть, истратила на этот пир последние средства. Много заимствований из китайской кухни, кое-каких блюд Мэго не знает, а уж ее-то, учитывая кулинарные увлечения мужа, трудно удивить незнакомым яством. Множество острых и пряных приправ – а это, пожалуй, уже не китайское влияние, а корейское. О приправах в корейской кухне рассказывала дама Ямаока. Обилие их Мэго-химэ не нравится. И вовсе не корейцы в том виноваты, тут что-то другое.

В кувшинчиках плещется сакэ – белое, непрозрачное, если бы не запах, его можно было бы принять за молоко. Это особый сладкий сорт, его принято подавать дамам – и почему всегда считают, будто женщины любят сладкое? Еще дамам обычно предлагают сливовое вино, но на этих столах его почему-то нет: видимо, для такого общества оно недостаточно изысканно.