После провозглашения королем Георга I якобиты предприняли отдельные выступления. В Бате у них был склад с оружием, восстание планировалось начать на западе, захватить Бристоль и Плимут, в котором, как утверждал якобит Джон Маклик, ему удалось завербовать на сторону «Якова III» офицеров местного гарнизона. Здесь намечалась высадка самого «претендента». Якобитам удалось вызвать беспорядки в ряде городов — Питерборо, Лике, Бартон-он-Тренте. Центром якобитства был Оксфорд. Вооруженное восстание повсеместно потерпело неудачу в самом начале. Планы этого восстания не остались тайной для правительства, которое в сентябре 1714 года произвело аресты лидеров якобитов, включая членов парламента, послало войска в районы предполагавшихся выступлений. А в Плимуте Л. Маклин самолично выдал заговор властям.

В 1715 году осторожное вигское правительство не поручало никакого ответственного поста Мальборо — командование войсками было передано его помощнику генералу Кадогену. В феврале 1716 года якобитский агент Дэвид Ллойд добился приема у Мальборо. Герцог со слезами на глазах разъяснил, призывая в свидетели небо, что в намерения его, Мальборо, всегда входило служить королю Якову и что об этом отлично осведомлен маршал Бервик. Эта театральная сцена была слишком сильна даже для самого Мальборо — 28 мая 1716 года герцога хватил удар, который превратил его в инвалида. Он прожил еще шесть лет, но не вернулся на свои прежние посты, которые хотел в любом случае сохранить за собой и ради этого вел свою длительную игру с якобитской разведкой. Впрочем, ее провалы в 1715 году не имели отношения к герцогу. Ими она была обязана прежде всего упомянутой выше мадам де Тансен.

Клодин де Тансен, родом из Гренобля, была младшей дочерью и по установившемуся в семье обычаю должна была поступить в монастырь. Отец Клодин настоял на соблюдении этой традиции, но молодая особа ухитрилась не принять обет, а не очень строгие нравы монастыря способствовали приобретению ею уже в юные годы достаточно сомнительной репутации. После смерти отца Клодин сразу же покинула свою келью и поселилась в Париже у старшей сестры. Здесь Мэтью Прайор познакомил ее с Болинброком, который вел в Париже переговоры о мире. Вероятно, уже в это время, став любовницей Болинброка, Клодин добыла у него немало информации, в которой нуждался французский министр иностранных дел де Торси. Интересно отметить, что через год или два Клодин попыталась выпытывать сведения и у регента — герцога Филиппа Орлеанского, однако тот никогда не нарушал, по его словам, «твердого решения не разрешать, чтобы его расспрашивали о политике между двумя простынями». В чью пользу в этом случае действовала мадам де Тансен, можно только догадываться. Когда Болинброк бежал из Англии и стал министром Якова III, он сразу же возобновил близкое знакомство с Клодин, не учитывая, что за это время она успела побывать в любовницах у аббата, позже кардинала и министра Дюбуа, взявшего на себя руководство французской разведкой. Дюбуа был сторонником сближения с Англией и готов был оказать любые разумные услуги вигскому правительству короля Георга I.

Является фактом, что с момента назначения Болинброка главным министром «претендента» все планы якобитов становились известными английскому правительству. План восстания в западных графствах, создание складов оружия в Оксфорде и Бате, захват Бристоля и Плимута для последующей высадки там десанта из Франции потерпели неудачу с самого начала из-за того, что лондонское правительство было осведомлено о них. Единственной осуществленной попыткой было восстание графа Мара в Шотландии, о котором Болинброку не было известно. Каким образом информация достигала Лондона? Прямо через агентуру Дюбуа в Лондоне, а может быть, и через лорда Стейра, британского посла во Франции, или, наконец, по обоим этим каналам? Стейр, имевший свою собственную секретную службу, сообщил (уже в марте 1716 года), что Болинброк, скорее, выбалтывает, чем предает секреты «претендента» и растранжиривает совсем не обильные средства своего повелителя на собственную любовницу. Впрочем средства на содержание мадам де Тансен шли и от ее другого возлюбленного, который, правда, имел основания тратить на нее деньги французской секретной службы. Стоит добавить, что Болинброк сам попросил лорда Стейра осведомиться об условиях, на которых правительство разрешит ему вернуться в Англию. За самой мадам де Тансен следила некая Оливия Трент не то как агент якобитов, не то в качестве соперницы, также претендующей на внимание регента Франции Филиппа Орлеанского. Вероятно, «претендент» от своих людей в Англии узнал, что лондонскому правительству было известно о планах якобитов, а от мисс Трент — о причине этой осведомленности. «Претендент» уволил Болинброка, обвинив в пренебрежении своими обязанностями. Болинброку оставалось только добиваться официального прошения Лондона, которое последовало лишь в 1723 году, и пытаться ускорить его нападками на «претендента».

С 1714 года престол занимали представители Ганноверской династии. Вигов вполне устраивал ограниченный, недалекий Георг I, который не мог претендовать на реальную власть. Он до конца жизни так и не выучился даже говорить по-английски, его министры, за редким исключением, не знали ни слова по-немецки. Премьер-министр Роберт Уолпол для объяснений с королем мог использовать только латынь.

Георг I привез с собой из Ганновера двух фавориток весьма почтенного возраста, отличавшихся, по единодушному мнению современников, редким безобразием. Одна из них — неприятная, карикатурно тощая дама ростом с прусского гренадера — звалась графиней Мелюзиной Герренгардой фон Шуленбург и получила титул герцогини Кендел, другая — уродливо-тучная баронесса София фон Кильмансэгге — стала герцогиней Дарлингтон. Лондонские остряки прозвали их «ярмарочным столбом» и «слоном». Обе отличались незаурядной глупостью и, главное, проявляли ненасытную жадность, особенно герцогиня Кендел, которая, по словам ее зятя лорда Честерфилда, была близка к идиотизму и, кроме того, не задумываясь, продала бы самого Георга за сходную цену. Она наложила свою длань на несколько придворных должностей; долгое время оставался даже вакантным пост командира конной гвардии, а его жалованье выплачивалось фаворитке. Один современник пишет, что, если бы власть Георга не была ограничена парламентом, Кендел непременно сделалась бы лорд-канцлером, а Дарлингтон — архиепископом Кентерберийским. Не лучше была свора ганноверских придворных и министров, старавшихся перещеголять друг друга в лихоимстве. Болинброк еще в качестве «министра» претендента добился одного успеха, важного для него лично: герцогиня Кендел взялась (за приличную мзду) быть его агентом при дворе Георга I, а потом (за особое вознаграждение) выхлопотала ему разрешение вернуться. Георгу I наследовал его сын Георг 11 (1727–1760 годы), также бывший полуиностранцем в Англии и отдавший вигской олигархии бразды правления в стране.

Многие годы премьер-министром был Роберт Уолпол. Он был живым олицетворением целого исторического периода утверждения буржуазного парламентаризма. Этот сквайр из Норфолка, пьяница и обжора, любитель охоты и сквернословия, искренне презиравший всякую образованность и искусство, вместе с тем проявил себя как талантливый финансист, опытный политик, научившийся с помощью подкупа умело управлять парламентом и своим принципом «не бей лежачего» немало способствовавший ослаблению политических конфликтов, которые ранее раздирали собственническую Англию. В стремлении укрепить Ганноверскую династию Уолпол избегал внешнеполитических осложнений и предпочитал голосу пушек язык дипломатии, а иногда и секретной службы.