В целом все более чем просто. Как уже говорилось выше, изначально на наличии французских механиков в полку настоял Жан Тюлян, исходя из негативного опыта работы с английскими механиками во время боев в Ливии в 1941 г. Ввиду того, что его опасения в адрес советских механиков не оправдались, и того, что французы не смогли организовать набор достаточного их количества для комплектования дивизии, было решено иметь однородный состав механиков[89]. Вопрос о замене французских механиков на советских был решен майором Мирлесом с маршалом авиации Новиковым за месяц до этого, б июня 1943 г., в рамках переговоров о создании авиадивизии «Франция». А еще 3 июня рапорт о необходимости замены французских механиков советскими подал майор Тюлян. Из-за отъезда Мирлеса и гибели Тюляна это решение не было корректно доведено до французов, а затем сгинуло в архивах Мирлеса и стало объектом домыслов.

До сих пор это один из болезненных и запутанных вопросов в истории полка, по которому существует масса различных версий, в последнее время склоняющихся к тому, что французских механиков в СССР вообще не кормили, заставляли работать на морозе по 20 часов в сутки, по 3–4 человека на самолет, тогда как сменивших их «морозостойких» и «стойких к голоду» русских было по 7–8 на истребитель.

Герой Советского Союза Ролан де ля Пуап в своей замечательной книге «Эпопея „Нормандии — Неман“», в которой он много и с любовью говорит о России, о своих русских друзьях, о военных воспоминаниях своей юности, в разделе, касающемся высылки французских механиков из СССР, не моргнув глазом, пишет: «Если нас кормили более-менее соответственно… то механики были предоставлены сами себе. То, как обращались с механиками, по сравнению с пилотами, было весьма далеко от того, к чему они привыкли во французской армии. Именно поэтому некоторые дошли до того, что свернули шею коту, чтобы немного улучшить ежедневный рацион, что было крайне негативно встречено русскими»[90].

Ситуация, что в вопросах питания «механики были предоставлены сами себе», не подтверждается самими механиками. В 1972-74 г. французский журнал «Икар», посвященный истории авиации, издал шесть номеров воспоминаний ветеранов «Нормандии — Неман». Второй из этих выпусков содержит множество воспоминаний механиков, в том числе механика Раймона Дервилля Раймона Троллье, который, собственно, и совершил этот поступок: французы съели кота, жившего в летной столовой. А также воспоминания механика командира «Нормандии» Жана Калобра, который пишет: «…Одной из проблем был вопрос званий. Французские механики все были сержанты и старшины… тогда как у русских нас приняли как офицеров»[91]. Он принял это с неудовольствием, поскольку посчитал, что к офицерам русские относятся как к тем, кто умеет командовать, но не умеет работать.

Механики действительно были поставлены на довольствие как офицеры. Как и французским офицерам, русская кухня им была не привычна, а в условиях 1942-43 гг. СССР имел ограниченные возможности. Голодали многие на всей территории страны. Разница между рационами пилотов и механиков во время тренировок в Иваново была минимальна, если вообще была. Однако при передислоцировании на фронт летчики стали получать фронтовой паек, тогда как механики, как не принимающие никакого участия в боях, продолжали питаться как тыловые служащие. Хотя в это время в «Нормандию» стали уже приходить посылки из Ирана, а после вмешательства Мирлеса механики тоже стали получать фронтовой паек.

Главное недовольство вызывала каша, к которой вообще все французы были не привычны, а многие так никогда и не привыкли. Могу понять. В моей жизни тоже был момент, когда в армии я не мог есть перловую кашу и за месяц похудел почти на 10 килограмм. Однако никоим образом не могу сказать, что меня в армии не кормили. Один мой приятель за то же время на той же каше значительно располнел. Поэтому обвинение советского командования в том, что механиков не кормили вообще, неправомочны.

Французский технический персонал, как и летчики, тоже был разнороден. В основной массе это были мобилизованные рабочие, жители французских ближневосточных колоний, довольные, что в военное время в армии им досталась безопасное место. Были среди них и такие, кто, как и летчики, бежал к де Голлю сражаться за родину и, не имея летных навыков, был зачислен механиком. В подавляющем большинстве они не были добровольцами и были отправлены в СССР в приказном порядке, как уже упоминавшийся нами Жан Калобр, который отказался ехать в СССР, но был вынужден уступить приказу, поскольку Жан Тюлян хотел взять с собой своего механика.

Изначально многие не имели мотивации воевать, да еще в России. Незнакомые с российскими холодами, дорогами, питанием, они попали в ситуацию морального дискомфорта, из которой большинство не смогло выбраться.

Это без учета других причин, в частности технической подготовки. Из 42 французских техников 17 были набраны как бортстрелки. Из 25 остальных 12 были новичками и не имели подготовки. Кроме того, если летчики демонстрировали отсутствие дисциплины в воздухе, механики демонстрировали это на земле.

В апреле 1943 г., в самом начале боев, командир механиков лейтенант Мишель писал в рапорте во французскую миссию в Москве: «Из общего числа механиков „Нормандии“ только 15 имеют достаточную квалификацию. Лейтенант Дюпра и я, мы сами вынуждены заниматься подготовкой самолетов к вылетам». Личные характеристики некоторых содержали рекомендации к отправке из СССР[92]. Уже в апреле 1943 г.

Механики стали доставлять проблемы сразу по прибытии в Россию. Еще до получения удостоверений личности двое из них самовольно отправились за пределы части без документов. Они были задержаны милицией и доставлены через два дня, после того как была установлена их личность. Эти два дня они провели в подвале ивановской комендатуры. К их счастью, они не были расценены как шпионы. По возвращении в «Нормандию» они провели еще по 4 дня в подвале ивановского дома офицеров, где жили летчики. Жан Тюлян был крут в гневе.

После размещения «Нормандии» в Полотняном Заводе произошел схожий случай. Один из механиков во время боевых вылетов, провел несколько дней с жительницей соседней деревни, за что был отправлен на гауптвахту на восемь суток. Любопытно, что если верить Иву Курьеру, то в момент, когда его забирали солдаты советского комендантского взвода, он кричал: «Товарищи! Французские буржуи оговорили коммуниста!»[93]. Потребовалось вмешательство лейтенанта Кунина.

Во время боев за Орел один из механиков вдруг стал требовать отпуск для поездки в Дамаск под предлогом того, что давно не получал известий от своей невесты. Его не поняли не только советские, но и французские летчики, совершавшие в то время до шести вылетов в день. Взбешенный Жан Тюлян приказал посадить его в яму. В прямом смысле слова[94]. Была вырыта яма, в которую посадили нарушителя и сверху закрыли досками. Через два дня он якобы одумался. Жан Тюлян угрожал передать его в советский трибунал для расстрела.