Капитан Лозовой поехал в СИЗО вечером.

Он попросил ребят, чтоб Грымова с утра немного потрепали. Дневная усталость заключенного и обстановка в мрачной комнате для допросов создадут атмосферу доверия.

Надо расположить парня к себе, а потом посоветовать сознаться: «Чем больше грабежей ты возьмешь на себя, тем меньше тебе дадут. А если ты сознаешься во всех эпизодах, получишь условный срок. Год или два».

Капитан понимал, что ему предстоит не просто врать, а говорить вот эту полную чушь.

Но после двух суток в камере человек начинает верить в чудо. И чем глупее ложь, тем надежнее она убеждает.

Лозовой не стал направлять настольную лампу в лицо сидящего перед ним Грымова. Пока еще рано!

Капитан попытался придать своему грубому милицейскому голосу максимум доброжелательности.

– Жалко мне тебя, Юра. Даже не знаю, как тебе помочь. Вляпался ты по самые уши.

– Это точно! Я думал сегодня весь день и решил сознаться.

– Отлично, Грымов! Я приму у тебя явку с повинной. Но только по всем шестнадцати эпизодам. Ты согласен с этим?

– Я на всё согласен, товарищ следователь! Только о каких эпизодах вы говорите?

– Ты взломал в городе шестнадцать сейфов! Могу напомнить – где, когда и как.

– Ничего я не ломал! Я хотел сознаться, что меня в этот дом пригласила Эля Кропоткина. А тут вдруг вернулись родители. Я сиганул под кровать. А потом выпрыгнул в окно.

– Значит, Грымов, это твоя версия. Значит, продолжаем дурочку валять и не сознаёмся?

– Но всё так и было!

– А девушка подтвердит?

– Если при родителях, то нет. Она их боится.

– Так! Это значит, Грымов, что мы будем допрашивать Элеонору Кропоткину в присутствии ее родителей! Теперь ты понял, какой расклад? Сознавайся или будет хуже.

* * *

Они устали после Рощинска, после свадьбы и после поезда. Даже в шикарном купе человеку надоедает постоянная тряска, шум и быстрая смена пейзажей за окном.

В люксе отеля «Бастион» была отдельная спальня с широкой кроватью. Конечно, Татьяна с Андреем и в Рощинске жили в хорошем номере. Но тогда у них не было штампа в паспорте. А сейчас они впервые спали, как муж и жена.

До полудня было трудно проснуться.

Разбудил звонок адвоката Чарского. Он был уверен, что без моря жить невозможно. Поэтому Максим Петрович предложил собраться и через час ждать его у входа в «Бастион». Он готов приехать к отелю и отвезти новобрачных на пляж.

Максим Петрович решил на первый раз не удаляться от центра города. Он повез их к Артиллерийской бухте на пляж Хрустальный.

Хорошо, но от «Бастиона» туда можно было дойти за десять-пятнадцать минут. По московским меркам про такое расстояние говорят – «три шага».

Но хитрый адвокат повез гостей не прямо по Одесской улице и вдоль Центрального рынка. Он сделал небольшой крюк, и показал здание Киевского филиала Высшей юридической школы. Именно здесь до ареста учился на втором курсе Юрий Грымов.

Чарский даже нашел место и припарковался у входа в этот ВУЗ.

Но вынул из кейса папку с бумагами и протянул ее Андрею. Он сделал это торжественно, как послы передают верительные грамоты.

– Держите, Стругов. Здесь все, что вам надо на первое время. Вот список всех ограбленных за последнее время. Вот данные на Грымова. А это список сокурсников Юрия.

– Понятно.

– Ничего вам непонятно, Андрей! У вас яркая статья уже на кончике пера. Бери и пиши!

– А в чем тут дело, Максим Петрович?

– Тут дело в любви! Помните, я вчера говорил вам про девушку с косой?

– У нас, журналистов голова работает не хуже, чем у вас, адвокатов! Значит так. Это дочь тех, у кого два дня назад вскрыли сейф? У нее еще имя, как из кино. Анжелина, Эммануэль или Изаура.

– У тебя хорошая память, Андрюша. Ее зовут Элеонора Кропоткина! Так вот она учится в одной группе с Юрой Грымовым.

– Да, ситуация…

– Не то слово! Тут любовь почище, чем у Шекспира! Вы на пляж идете первый раз. Вам там долго быть нельзя. Вернитесь сюда через часик и разведайте обстановку.

– Хорошо! Мы уже начали входить в это дело. Нам бы еще с Грымовым пообщаться.

– Правильно, ребята! Сразу не получится, но я организую вашу встречу в СИЗО.

* * *

Пейзаж Айвазовского так и не повесили на место. И сейф не закрыли!

Марианна Романовна за последние дни часто просто сидела в спальне и смотрела на пустой стальной ящик в стене.

Вчера она вместе с мужем составляла список похищенного. Обоих расстраивала потеря долларов. Сто двадцать тысяч – сумма не такая большая, но и не маленькая. Есть от чего горевать!

Но Сергея Петровича волновали еще какие-то документы его фирмы. Он сразу просчитал, что в финансовом плане компенсирует украденное за три месяца. А с бумагами дело хуже…

Марианна Романовна потихоньку лила слезы по утерянным украшениям. Она называла их фамильными драгоценностями князей Кропоткиных, хотя все знали, что пропавшие кольца, серьги, бусы и броши были ей подарены в последние десять лет.

Марианна с радостью вспомнила, что в последний момент вручила дочери довольно дорогой комплект украшений.

И вдруг эта радость стала переходить в тревогу.

Где эти украшения?

Кропоткина напрягала память, но не могла вспомнить, как было в театре. Были на Элеоноре бриллиантовые серьги или нет. И неужели она их надела сегодня утром, когда спешила в свою юридическую школу.

Когда Эля пришла с учебы, то в ушах у нее были какие-то серебряные безделушки с горным хрусталем.

Ужасная безвкусица! Кропоткины не должны носить серебра.

– Элеонора, а тот бриллиантовый гарнитур, который я дала тебе перед театром.

– Я его не стала надевать.

– Ну и что дальше? Где украшения? Я не помню, чтоб ты была в них в театре.

– Вот именно, мама! Они были в коробочке. Потом мы их начали мерить. А затем я сложила их обратно и положила в сейф.

– А почему я не заметила?

– Ты оглянулась, когда отец вышел из ванной. Я положила коробочку в последний момент…

Марианна Романовна на ватных ногах сделала несколько шагов, повернулась возле кресла и безвольно опустилась на мягкую кожаную подушку.

– Так значит и это украли?

– Значит украли.

– У меня есть фотографии этих фамильных ценностей. Надо отдать их следователю.

– Вероятно, надо.

– Ты знаешь, Эля, сколько стоили эти вещи. Я отдала за них тридцать пять тысяч долларов.