Он, терзая её губы влажным поцелуем, повержен ее податливостью, трепетом, управляя ее телом, чувствует в буквальном смысле каждую клеточку, прогоняя страсть через себя. Её белое тело на волнах, кажется «чайкой», это что-то, что могло присниться только в эротических снах. А он их видел и не раз, в них он Эмму терзал в своих объятиях, поглощая ее аромат, мысли, беря ее всю, погружая тайное в свое мужское бренное тело. Во снах, как и сейчас ее тело послушно на поверку все проявления любви с его стороны, но не меньше и с ее стороны.

Игорь, впивается в Эмму взглядом, поглощая ее всю с ног до головы.

Он и она в экстазе. Игорь, уставший, сняв ее тело с себя, кладёт, как пушинку, рядом с собой на песок, волны охлаждают его и её пыл. Такой секс их помирил друг с другом, а также и с судьбой.

Игорь, посмотрев на неё, взявшись за кончик носа, целуя в глаза, произносит:

– Ты самая-самая! Как долго я тебя долго искал и нашёл не только жену, но и детей. Спасибо, ты моя «Родина»!.. Богиня!

Только сейчас они осознают, какова их любовь.

Эмма, прикусывая губы, встав, поднимая его, улыбаясь, ведёт за собой.

Найдя свои вещи, помогают друг другу одеться, вспрыскивая, ласково глядя в глаза напротив. Одевшись, не спеша уходят, вслух мечтая о будущем.

Оказавшись в своём номере, не включая свет, молча раздевшись, ложатся на кровать, уткнувшись, нос к носу, глядя, внутрь друг друга, с тревогой заглядывая в своё будущее, каждый думает лишь о своей семье, что они начали строить, закладывая его фундамент здесь. В крепких объятьях засыпают…

…Эмма, очнувшись от воспоминаний, боясь теней прошлого, испугано оглянулась по сторонам, вспомнив о приходе журналиста, поспешила выйти из зала. Уже у двери вздрогнула от внезапного звонка в дверь.

Эмма оглянулась на отца, тот, вздыхая, развёл руками. Она со вздохом кивнула отцу.

Пустой зал остался хранить пустоту, одиночество.

Было слышно, как открылась входная дверь и непривычно для сегодняшнего дня, были слышны оживленные голоса. Отец приглашал гостя войти:

– Прошу, проходите! Мужской голос в ответ извинялся, – Добрый день! Вы уж меня извините за мой визит!

Голос отца, сдержанно:

– Проходите, проходите! Идите в зал.

Идя за пожилым мужчиной, Олег, оглядываясь, вошёл в комнату. Отец Эммы жестом руки, предложил:

– Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, в кресло.

Расстроено признаваясь:

– Эммочка страдает. Всю молчит, слёз уж нет, выплакала за эти дни. Глядеть на неё страшно, как-то уж очень боязно за дочку.

Вздохнув, указывая кивком головы в сторону полок в стенке, где стояли фото:

– Нелегко ей сейчас, пошла, прилечь в детскую. Ночами не спит. Сжигает себя за день.

И опять вздохнув, добавил:

– А утешить…

Разводя руками:

– Горе! Его нельзя просто взять и за день пережить, стереть из памяти.

Вопросительно глядя на Олега, стирая со щеки скатившуюся одинокую слезу, невнятно пробормотал:

– Беда в дом пришла.

Олег, чувствуя внутреннее неудобство несущее тяжесть на душу, посмотрел на фото, что стояли на полках, потом внимательно и сострадательно на отца Эммы.

Торопливо направился к креслу. Отец Эммы тоже сел в кресло:

– Вы что-то хотели узнать у меня?

Олег вздыхая, пожимая плечами не готовый задать вопросы, вновь бросил взгляд на фото, немного придя в себя тяжело вновь вздохнув, спросил:

– Хотел бы, вновь услышать о том, что произошло тогда там. На трассе.

Поясняя:

– Не из праздного любопытства.

– Хочется вникнуть.

– Что-то недоговоренное во всём этом, налицо большое тёмное пятно. Что-то непонятное мной, не открытая для меня истина, не выясненное.

Отец Эммы, тяжело вздыхая:

– Ваша работа – спрашивать. Ну, что ж постараюсь.

Олег, ёрзая в кресле, поспешил вынуть из кармана плаща диктофон, включая его, аккуратно положил на журнальный столик, начиная диалог:

– Пожалуйста, вспомните те последние мгновения до столкновения.

Отец вздыхая, откидывая голову на спинку кресла, качая головой, с болью вспоминал…

…В салоне на заднем сидении прикорнули, прижавшись, друг к другу, свернувшись в калачик, Аллочка и Артур, тихо – мирно посапывая. Этого он не мог забыть…

…Он, отец Эммы глядел на них с мягкой улыбкой час, от часу наблюдая в зеркало. Его внимание отвлекла фура, которая была видна в боковом зеркале, явно идущая на обгон.

Он встревожено, в сердцах вслух невольно подметил:

– Вот, зараза! Куда лезет?

Разговаривая сам с собой, поражаясь:

– Днём непозволительно, а здесь ночью лихачат.

Качая головой, мельком глянув на детей, чтобы те не слышали, выругавшись:

– Каскадеры хреновы, мать их!.. Спешат куда – то, боятся не…

…Не успевая договорить. В глазах навернулись слезы, и поплыла картинка…

…Всё просматривается в каком-то коме событий того дня. Встречное движение. Едет автобус, навстречу легковая иномарка, за ней фура, которая хочет обогнать, автобус резко сворачивает, фура делает непредугаданный маневр в сторону, подрезая легковую иномарку.

Ослепляющая вспышка. Слышно, как сотрясает фуру и автобус, лязг колотого стекла в иномарке.

Он открывает дверцу, выбегает, бежит к детям, берет на руки, на подкошенных ногах идет от места крушения, подкашиваясь в ногах, осторожно садится, на его руках внуки, они мертвы. Плачет. Вспышка взрыва – зарево и копоть…

…Отец Эммы, закрывая руками лицо, тихо заплакал, стараясь успокоиться, сквозь слезы со скорбью в голосе выдавливая из себя слова, признался:

– До сих пор перед глазами.

Качая головой:

– Вот – так оно всё и произошло.

Вытирая ладонью слезы.

Олег взяв со стола диктофон, выключая, поднялся с кресла, положив диктофон в карман, ставя руку на сердце, в очередной раз извиняясь:

– Ради Боги, Вы уж извините меня, за моё вторжение и за мои расспросы! – с признательностью, – Вы мне помогли. Спасибо Вам!

Отец, поднимаясь с кресла, пошатываясь в ногах, шлепая сухими губами, тихо произнес:

– Я понимаю. Не стоит. Вы – то уж точно во всём этом не виноваты.

Вытирая набежавшую слезу:

– Тот Ирод жив, а вот их…

Кивая в сторону:

– Уже никогда не будет рядом с нами.