— Это у вас там грохот, — ответил Пафнутьев, рассудив, что действительно в коридоре трудно определить наверняка — раздался звон стекла в кабинете Анцыферова или в соседней комнате.

Провисший на решетке крюк вздрогнул, зашевелился, трос, который тянулся за ним, натянулся, решетка напряглась и начала медленно прогибаться наружу. Мощные крючья, вбитые в стену вокруг окна, начали медленно выползать из пазов. Потом раздался треск ломающихся рам — решетка выворачивала их, крошила и освобождала, освобождала окно. Пришедший в себя Неклясов с ужасом смотрел в черный провал, за которым в свете лампочки проносились влажные снежинки. Не теряя времени, Пафнутьев схватил Неклясова за шиворот, бросил на подоконник, сам выпрыгнул наружу и выволок своего пленника вслед за собой. Едва он успел оглянуться по сторонам, как подъехал «жигуленок». За рулем сидел Андрей.

Пафнутьев распахнул заднюю дверцу, вбросил туда хиловатое тело бандита, втиснулся сам, захлопнул дверцу, и машина тут же рванулась с места. Они проехали мимо снегоуборочной машины на гусеничном ходу — трос до сих пор был закреплен на крюке, а на конце троса, прямо посредине пешеходной дорожки, лежала искореженная, кованая, такая, казалось бы, надежная решетка, хранившая покой Анцыферова и украшавшая его кабинет. Вокруг валялись планки, остатки дверной рамы, битые стекла, трепыхалась на весеннем ветру тяжелая штора — ее тоже зацепило каким-то кованым лепестком решетки и выволокло из кабинета.

Уже выезжая со двора, Пафнутьев обернулся — два амбала, тяжело переваливаясь, бежали к светящемуся окну. Пафнутьев лишь усмехнулся — они увидят пустой кабинет. Андрей переждал проходящую машину, свернул направо и, не набирая слишком уж большой скорости, влился в общий поток машин. Даже если на него и обратили внимание люди Неклясова, им и в голову не придет, что шефа похитили именно на том невзрачном, неторопливом «жигуленке».

— Он живой? — спросил Андрей.

— И прекрасно себя чувствует, — усмехнулся Пафнутьев.

На свежем воздухе Неклясов пришел в сознание и с недоумением осматривался по сторонам.

— Куда едем? — наконец спросил он.

— Понятия не имею, — ответил Пафнутьев. — И вообще я еще не решил, как с тобой поступить.

— Но ты же не поступишь со мной плохо? — Пафнутьев расхохотался — тот, оказывается, еще мог пошутить в такой обстановке.

— Напрасно ты так, Паша, — пробормотал Неклясов, пытаясь поудобнее расположиться на сиденье. — Ей-богу, напрасно... Могли бы сговориться.

— После того, как ты пообещал Вику частями отдать?

— Неужели так и сказал? — обернулся Андрей.

— Он там много чего сказал...

— Шуток не понимаешь, — проворчал Неклясов.

— Шутки шутками, а хвост набок, — сказал Пафнутьев подвернувшуюся поговорку из собственного детства.

На этот раз не было в его голосе даже следов улыбки.

Игра пошла всерьез.

* * *

Андрей миновал центр города, позади остался проспект с освещенными палатками, киосками, витринами. Машина свернула раз, другой, каждый раз в совершенно неожиданном, беспорядочном направлении, и остановилась.

— Где мы? — нервно спросил Неклясов.

— Помолчи! Ну что, — обратился Пафнутьев к Андрею. — Обоснуемся здесь?

— Можно, — ответил тот. — Место тихое, засечь нас невозможно... И потом на всякий случай будем менять место стоянки. А то и вообще можно все на ходу сделать.

— Да, это будет наилучший вариант. Представляю, что сейчас там делается, у Леонарда...

— Вы трупы, ребята, вы трупы, — прошипел Неклясов, в то время как Пафнутьев защелкивал наручники на его запястьях.

— Да, скорее всего, ты прав, — согласился Пафнутьев. — Но знаешь, что меня утешает? Наших трупов тебе не видать... А мы на твой еще полюбуемся... Хотя зрелище, думаю, будет невероятно отвратительное.

— Это почему же? — насторожился Неклясов.

— Ты и в жизни отвратный, а уж труп твой просто людям показывать нельзя.

— Не показывайте!

— И не будем. Никто не сможет даже плюнуть в сторону этого тощего куска мяса, — добавил Андрей.

— Это почему же?

— Сам поймешь, — ответил Пафнутьев. — Ну что, полчаса прошло? Все телефоны уже прослушиваются и, наверно, нет такого номера, с которого мы могли бы спокойно позвонить.

— Из автомата разве что, — ответил Андрей. — Но они все разбиты...

— Будем звонить из машины, — сказал Пафнутьев, доставая из кармана плоскую телефонную трубку. — Да и не мы, пусть Вовчик поработает... Ему надо как-то собственную поганую жизнь спасать.

— Ни фига, ребята, вы меня не заставите! Ни фига! Никогда еще Вовчик не работал на ментов!

— И не надо, — спокойно сказал Пафнутьев. — Заставлять тебя не собираемся, сам просить будешь...

— Не дождетесь, суки!

— Чего ты разволновался? Никто тебя не принуждает. Захочешь — пожалуйста, не захочешь — опять твоя воля. Только не волнуйся, — Андрей обернулся и в слабом свете ночной улицы посмотрел на лицо пленника, бледным пятном выделяющееся на заднем сиденье.

— Что с вами сделают, — Неклясов начал раскачиваться из стороны в сторону, подвывать, сам себя прерывая не то смехом, не то рыданиями, и опять повторял:

— Что с вами сделают!

Пафнутьев легонько ткнул Неклясова по челюсти, несильным таким, скользящим ударом, и тот смолк.

— Помолчи, — сказал Пафнутьев. — Позвонить надо в одно место. — И он набрал номер. — Алло? Семеновна? Здравствуй, дорогая, Пафнутьев приветствует! Давно не встречались, давно не общались... И слава Богу, что не общались, значит, жизнь наша не столь уж и плоха, не столь... Семеновна, послушай... Есть тут у меня небольшой такой человечек... Бывший человечек... Ты как, примешь? — Пафнутьев помолчал, посмотрел на Неклясова, который с напряженным вниманием вслушивался в каждое слово, но понять ничего не мог. Разговор получался странным, привычные вещи были смещены, логика нарушена, и он стал даже подозревать, что Пафнутьев его разыгрывает, что на самом деле ни с кем он не разговаривает. Но, с другой стороны, Неклясов не мог уловить ни единого слова угрозы, ничего, что касалось бы его самого... — Спасибо, Семеновна. Спасибо, дорогая. Ты сегодня всю ночь дежуришь? Совсем хорошо... Значит, если все сложится, я подъеду... За мной не заржавеет.

И Пафнутьев щелкнул откидывающейся крышечкой телефонной трубки, напоминающей пачку сигарет, и сунул ее в карман.

— Куда звонил? — не выдержал наступившего молчания Неклясов.

— В крематорий, — буднично ответил Пафнутьев.

— Куда?!

— Да, Вовчик, да, — скорбно покивал головой Пафнутьев. — Ты сам вынуждаешь нас связываться с такими вот печальными заведениями... В твоем кругу как избавляются от трупов? То разрубите на куски, по мусорным ящикам разбросаете, то просто на улице оставляете, то в лесу пытаетесь сжечь и, конечно, бросаете недогоревшего...