Ибн аль-Асир утверждал, что освобождение Боэмунда причинило мусульманам столько бед, что они свели на нет память об услугах, оказанных Меликом Гази исламизму! Всего лишь четыре месяца спустя после освобождения Боэмунда турки, живущие на анатолийском плато, начали истреблять друг друга: «До нас дошли вести, что султан Икония поссорился с Данишмендом, повелителем Мелитены (сыном Мелика Гази); он был принужден выступить на него и нанести тому поражение: армия Данишменда была побеждена, его воины разбиты наголову. После этого султан Икония вновь отправился в путь и, как говорят, пришел в Сирию» (Ибн аль-Каланиси). Военная хитрость Боэмунда принесла результаты, превзошедшие все ожидания!

Едва вернувшись в княжество, Боэмунд снова принялся теснить турок Алеппо. Чтобы вновь наполнить деньгами сундуки и вернуть долги, возникшие в результате его освобождения, ему было необходимо победить, захватить добычу и пленников, потребовать за них огромный выкуп и обложить всех непомерной данью.

Именно этими сложностями объясняется поспешность, с которой нормандцы стремились возобновить крестовый поход. Мы рассказали об этой попытке в главе, посвященной графству Эдесскому. Поражение франков на юге Харрана поставило под угрозу все франкские колонии Северной Сирии. Оно остановило франкское наступление на плодородную Месопотамию, точно так же, как поражение проконсула Красса, нанесенное ему парфянами на том же поле битвы (Карр — это античное название Харрана), лишило римлян надежды завоевать Восток.

Мелик Алеппо Ридван со своей конницей наблюдали за сражением у Харрана; в целях безопасности он, однако, оставался на западном берегу Евфрата. Такое поведение объясняется недоверием, питаемым Ридваном к заявлениям официального ислама, с которым он порвал все отношения. Тем не менее, как только было объявлено о победе, они без промедления поскакали, чтобы напасть на франкские крепости, угрожавшие Алеппо. При помощи восставших жителей-мусульман они сумели захватить их одну за другой. Подобное восстание было вполне естественно для мусульман, но часто случалось и такое, что христианское население, как армяне, так и сирийцы, присоединялись к мятежу. Важная крепость Артах, опора Антиохии, была сдана мелику Алеппо армянами, которые позвали его из ненависти к тирании франков. Положение франкской Антиохии было трудным!

Мятежи местных жителей вспыхивали как зажженная солома: Эльбистан, самая северная крепость княжества, взбунтовалась и призвала на помощь турок. Располагаясь между Марашем и Мелитеной, она контролировала имеющий большую значимость проход между Киликией, Анатолией, Сирией и Месопотамией. Но дадим слово армянскому хронисту Матвею Эдесскому; «Народ терпел такие притеснения, что решил жестоко за них отомстить. Жители перешли на сторону неверных. Отправив им тайное послание и призвав в свои стены конный отряд, они объединились и осадили крепость. „Уходи к своему народу, сказали они вождю франков, и да пребудет с тобой Бог". При этих словах франки словно дикие звери в гневе бросились на жителей, и завязалась всеобщая резня. Триста франков поплатились за бедствия, которые они причинили этому краю. Земля под их ногами стала бесплодной и была покрыта одним лишь терновником. Виноградники и деревья погибли, равнины покрылись чертополохом, источники иссякли. Они положили конец любви и радости, царившим между друзьями. Всюду проникли вероломство и ненависть». Не стоит понимать обвинения, выдвигаемые монахом Матвеем против франков буквально: между тем временем, когда Боэмунд завладел Эльбистаном, и поражением при Харране прошло самое большее семь месяцев, этого периода явно недостаточно, чтобы довести землю до состояния, описанного в приведенном выше отрывке. Но в любом случае можно безошибочно утверждать, что власть франков стала невыносимой для местных христиан. Поэтому, когда византийский император тоже воспользовался поражением при Харране, чтобы перейти в наступление в Киликии, узнав об этом, армяне, греки и сирийцы неожиданно подняли восстание. Нападение облегчалось еще и тем фактом, что Империя всегда владела средиземноморским побережьем Исаврии до устья Каликадноса (ныне Гексу) с двумя мощными крепостями в Силифке (Селевкии) и Корикосе. «Что же касается Монастра (византийского главнокомандующего), он занял Лонгиниаду, Таре, Адану, Мамистру и, наконец, всю Киликию…» (Анна Комнина).

Как будто этого было недостаточно, византийская эскадра напала на Латтакию: «Кантакузин уже завладел портом и городом, однако, акрополь, который в наши времена принято называть кулой, оставался в руках кельтов, числом в пятьсот пехотинцев и сто всадников». Боэмунду удалось прорвать оцепление: «Он взял сколько смог пропитания, пришел в Лаодикею и как можно скорее передал провизию в кулу… одновременно он уничтожил виноградники, произраставшие возле стен, чтобы они не мешали движению латинской конницы. Приняв эти меры, он отошел и вернулся в Антиохию, а в это время Кантакузин прилагал все силы к осаде, прибегал к тысячам уловок, к смелым нападениям, осадным машинам и не давал передышки латинянам, находившимся в цитадели» (Анна Комнина). Результат труда нормандцев разваливался прямо на глазах!

Боэмунд, повторяя Танкреда, все более видел в Византийской империи своего главного врага: он принял решение перейти через море и, собрав на Западе многочисленные войска, выступить с походом против Константинополя. Засим он призвал Танкреда из Эдессы, снова препоручил ему правление и отбыл в южную Италию (ноябрь—декабрь 1104 г.).

В Европе Боэмунд повел активную антивизантийскую пропаганду; он явился к политическим вождям средневекового Запада и попытался убедить их в необходимости уничтожить христианский Восток, чтобы обеспечить выживание франкских колоний и сохранить результаты подвигов первого крестового похода. Он собрал деньги и войска, а затем, следуя замыслам своего отца Роберта Гвискара, пересек Адриатическое море и сразу же осадил город Дураццо. После долгой и изнурительной борьбы Боэмунд был побежден войсками Алексея Комнина и вынужден заключить мир на унизительных условиях.

Отныне нормандский князь являлся всего лишь вассалом византийского императора; он обещался вернуть территории, некогда принадлежащие Империи, и впредь все свои завоевания совершать с разрешения самодержца, Вот последнее требование, выдвинутое византийским гением интриги: Боэмунд употребит силу против Танкреда, если последний не будет соблюдать условия договора. На деле Боэмунд отдал захваченные территории Империи, а в обмен получил разрешение вновь отвоевывать земли у мусульман. Потерпев крах, бывший князь Антиохии больше не вернется на Восток, он скроется в своих итальянских владениях, где и умрет, а по поводу даты его смерти споры между специалистами ведутся до сих пор. Средневековая Европа, содрогавшаяся при рассказах о подвигах нормандского героя, никогда не забудет о том, что он был разбит при Дураццо благодаря турецким войскам, которые предоставил в распоряжение Алексея Комнина его союзник сельджукский султан Икония.

После того, как Боэмунд покинул Восток, его преемнику досталось государство, чье политическое и военное положение было практически безнадежным, а казна окончательно опустела. В первую очередь Танкред обратился к самым богатым жителям Антиохии, местным христианам — в основном, армянам, — прося их добровольно заплатить ему большую дань. Должно быть, его аргументы были весьма убедительны, поскольку спустя короткое время князь-регент набрал рыцарей, сержантов и туркополов и выступил в поход. Зная об осторожности и педантичности, присущих нормандскому князю (он был одним из немногих предводителей похода, ни разу не побывавшим в мусульманском плену), не стоило ожидать от него необдуманных сражений, победа в которых зависит от воли случая; скорее, следовало рассчитывать на политику дальнего прицела, которая проводилась им в жизнь с настойчивостью и достойной внимания последовательностью.