И все при оружии, увешанные шо новогодняя елка игрушками. Только у них игрушки те еще были. Нашего раввина убили еще до их прихода. Мы вышли навстречу Петлюре, а что было еще делать? Нас гнали на эту встречу, гнали кнутами. Акива Грингер, так, Лейба? Он тогда замещал раввина? — Лойко в ответ кивнул головой. — Акива нес в руках свиток священной Торы. Он произнес речь, короткую и взволнованную, приветствуя новую власть, и просил, чтобы не было погромов.

— И знаете, что ответил таки нам этот зверь? — старик Лойко прервал спокойную речь Ицыка. — «Е, це нічого, нехай хлопці трохи погуляють»[1]. И они погнали нас, как скотину, по домам, кричали, что все мы большевики, что всех нас надо перестрелять. И каждый день кого-то убивали. После такого сам не захочешь, а большевиком станешь.

— Это правда. Убивали каждый день. Но еще страшнее стало, когда пришли добровольцы. Вот уж кто не стеснялся. Многих сжигали прямо в домах, всех вместе, всю семью. Офицеры стояли, курили, смотрели на огонь, а солдаты мародерствовали. Спаслись только те, кто успел бежать. Нас спасли местные жители, укрыли, в домах православных погромов и обысков не было. Прошлись, поспрашивали, не прячет ли кто евреев, но нас никто не выдал, — Исаак поморщился, было видно, что ему тяжело вспоминать это время.

— Ты, Абрахам, этого не помнишь, ты был в Могилеве, хотя у вас там тоже было не сахар, — опять вступил в разговор Лойко, — а мы тогда бежали, прятались какое-то время в лесу, а потом перебрались в Ямполь, к родне моей Доры. И как это мы могли быть против большевиков? Мы были только за них. Только при них погромы прекратились.

Вскоре прекратились и политические дебаты. Поговорили еще о жизни, о семейных делах, о планах на будущее. Самовар грели еще два раза, а спать легли, когда на черном-черном небе без единого облачка высыпали россыпи ярких летних звезд.

Глава двадцатая. Выступление

Тридцать первого августа тридцать девятого года, как раз накануне Дня знаний, первого учебного дня в новом учебном году, в погранотряде, что располагался в селе Серебрия, под Могилевом-Подольским, проходил торжественный праздник. Он был официально посвящен трудовому подвигу шахтера Стаханова, который четыре года назад установил свой замечательный рекорд. Праздник был спланирован и организован по традиционной схеме: торжественная часть и концерт. За вторую часть праздника отвечал лично Аркадий Григорянц. С утра он был уже весь в мыле. И все, вроде бы, было отлажено, но это извечное «а вдруг?» не давало молодому политруку покоя.

К полудню, на который было намечено начало торжественного собрания, Аркадий еще раз убедил себя, что все будет в порядке. Концерт начинался в два, после проведения торжественных выступлений. Казалось бы, ну какое отношение трудовой подвиг Стаханова имел к пограничникам? В чем они могли дать такие нормы выработки? Увеличить количество задержанных шпионов? Так сколько шпионов к ним забредет, столько они и поймают! Но глубокий смысл этого собрания был в том, что пограничники — часть рабочего класса и крестьянства, плоть от плоти пролетариата, и трудовые подвиги шахтеров, строителей, металлургов, колхозников должны крепить обороноспособность нашей страны, границы которой и защищают доблестные пограничники. Это если пересказывать одним предложением смысл большинства выступлений на торжественном собрании. Были выступления, посвященные укреплению обороноспособности страны, были про положение дел на границах СССР и в пограничных войсках, в частности.

Кроме всего свободного личного состава части в зале присутствовали не только представители из округа, но и областного партийного руководства, да еще и несколько корреспондентов — от газеты «На страже границы» и какого-то областного издания. Вот и проводи концерт, когда такой высокий уровень гостей! Впрочем, не боги горшки лепят! Куда ему было податься? Как ни крути, а поручено — делай!

Концерт должен был проходить в клубе, под который переделали местную церковь.

Он начался с небольшим опозданием. Ждали руководство, для которого после утомительной торжественной части, был накрыт скромный стол для поддержания начальственных сил: надо было еще и концерт выдержать, а уже после концерта полагалось застолье более широкое, общее, в столовой. Там уже вовсю трудилась усиленная команда поваров. Впрочем, задержка не была слишком большой. Все-таки, люди военные, цену времени знают.

Сначала оркестр воинской части исполнил «Интернационал». Весь зал стоял и пел, и это было мощно и величественно. Потом чтец, сержант Авдеенко исполнил поэму личного сочинения, посвященную Стаханову и его подвигу. Поэму он сочинил за три дня. Можно сказать, по-стахановски, на коленке. Конечно, с поэтической точки зрения в поэме было много огрехов, но политически она была правильной — это раз. И не слишком длинной — это два!

Затем хор с революционными песнями.

Потом особый номер, чтобы сделать особенно приятно командиру части, командовавшему кавалерийским полком в Приморье. Шесть лучших бойцов продемонстрировали виртуозное владение саблями — они фехтовали между собой, рубили выставленные на сцене шесты и свечи на подсвечниках, сносили головы с человеческих чучел, и все под музыку. С этим номером Аркадий мучился особенно долго: он пригласил старого учителя музыки, который помог выстроить работу кавалеристов в один ритм, на который уже подобрал бравый военный марш. И ребята его не подвели: они все делали так слажено, как будто всю жизнь только и занимались фехтованием на саблях.

Кстати, именно в части Аркадий впервые сел на лошадь. Он, городской житель, не имел никакого опыта в верховой езде. А тут пришлось — и никуда не денешься. Пограничнику надо уметь держаться в седле. А вот дрессура кавалеристов была поставлена в части на высоте — Могилевчик это дело знал и постарался на совесть. Были и падения, синяки, шишки. Но упорный парень осваивал новое искусство с тем же терпением и настойчивостью, с какой осваивал азы строительной науки в Ташкентском строительном техникуме. И какое же он испытал удовольствие, когда в первый раз сумел развалить на ходу шашкой тыкву, торчащую на шесте! А потом еще и умение стрелять с седла!

За этим номером шли народные песни, которые сменились народными танцами. Этот коллектив Аркадий нашел в Броннице. Тамошний директор сельского клуба был докой по народным танцам и песням, и регулярно устраивал концерты для пребывающих в Бронницком доме отдыха. Украинский танец сменился грузинской лезгинкой, а после танцев вышел еще один чтец и декламировал стихи про Сталина. Ему зал аплодировал стоя.

Пока все номера шли без заминки, как и предполагалось. Дело по времени перевалило за половину, и именно сейчас было запланировано выступление синеблузников. Аркадий стал