«Куда же я попал?!» — мысль крутилась в голове, не давая, сосредоточится, закрывая собой всё. Она крутилось, а от неё, как волны разбегались совершенно никчемные и тупые — «Ну, ни х… себе» и им подобные.

Видимо «напряженная работа мысли» отразилась на его лице далеко не лучшим образом. Сидевший рядом Катуков весьма чувствительно ткнул его в бок локтем.

— Николай, ты чего? Тебе плохо? Коля?

Хорошо толкнул. Вовремя.

— Ничего. Все в порядке. Вчера немного перестарался с этой механикой.

— Так дело не пойдет!

Катуков поднял руку.

— Товарищ преподаватель. Курсант Новиков плохо себя чувствует. Разрешите отвести его в медпункт.

Несколько растерявшийся лектор торопливо закивал головой.

— Конечно, конечно!

Новиков решив, что так действительно будет лучше, покорно проследовал за Катуковым в медпункт, благо недалеко. Предоставив Катукову самому объясняться с врачом, улегся на жесткой, покрытой дерматином кушетке и закрыл глаза.

«Так значит вон он какой — неопределенный фактор!»

Слащев

Сумасшедший год, отпущенный на формирование отряда, заканчивался. Чертова уйма работы и бешеной нервотрепки начинали принимать более-менее приличные формы. Нет, он видел и отдавал себе отчет в том, что люди, от которых он требовал необходимое, готовы были отдать последнее. И отдавали, нечего напрасно жаловаться. Встречались, правда, и этакие вальяжные баре, нарождающаяся будущая советская бюрократия. Но с подобными деятелями разговор бывал простой и жесткий — полученные полномочия позволяли. Прозвище «бешеный лейтенант» вполне заслуженным оказалось. В такие моменты поднималась кровавая пелена в глазах, и голос срывался на рык. И жаловались и доносы писали, но после первого же приезда Котовского, когда он прилюдно отругал «бешеного» за излишнюю мягкость и либеральничанье, всё встало на свои места. Хотя Слащев понимал, что писать продолжают и, даже, знал кто именно. «Да и черт бы с ними, — считал Александр; — нам же потом легче будет овнов от козлищ отделять. Дурак — это одно, хотя таким совсем не место в руководителях. Чванливая сволочь — вот проблема. Валяйте, ребята. За нами не заржавеет. Запомним и не забудем».

Сейчас Слащев сидел в отрядной канцелярии и сочинял итоговую справку. Не любил он это дело — ни тогда, ни сейчас. Родство душ, надо полагать. Недаром сосуществование двух личностей обходилось без сколько-нибудь заметных конфликтов. Даже больше. Сходство эмоциональной реакции на события только усиливало решимость и делало поступки более твердыми и жесткими. Одно слово — «бешеный». Да еще эти, с позволения сказать, «скоропишущие» ручки. С вечно цепляющимся пером, которое приходилось постоянно макать в чернильницу, с вечными кляксами. Пальцы, испачканные чернилами. Не командир Красной Армии, а бумажный червь, честное слово! Крыса канцелярская. Посмотрев на листы бумаги с ненавистью, Слащев продолжал. В целом, отбросив эмоции, картина получалась достойная. Отстроены казарма, учебные классы, баня. Два полигона — для огневой и минно-взрывной, диверсионной подготовки. Отдельный ангар для приписанных к отряду двух АМО Ф15 нижегородского завода, переданного «в распоряжение» «Руссо-Балта» и другой техники. Мастерская. Под отрядную канцелярию, жильё для командиров и Ленинскую комнату настоятель отец Андрей выделил примыкающую к лесу часть монастырских строений. С наказом оберегать. Отремонтировали, как полагается, и повесили табличку «Канцелярия». А что, у попов тоже канцелярии имеются. Слащев, правда, пытался возразить против «Ленинской», предлагал «Сталинскую», но ему прозрачно указали, что решение принято на самом верху, руководствуясь политической ситуацией. «Так что заткнитесь, лейтенант, и делайте что положено». Хм. Программа боевой подготовки, в целом, тоже была готова. Хотя постоянно изменялась и дополнялась. И если огневая, спортивная, диверсионная подготовки особых проблем не вызывали, то радиодело, по первоначалу, вызывало сплошную головную боль. Ну не было в Красной Армии в достаточном количестве подобных специалистов! Да ни в каком количестве не было. Телефонисты и телеграфисты — пожалуйста, а вот радио… К счастью, Слащев старой памятью вспомнил Льва Термена. Этот то ли немец, то ли еврей для своего времени был настоящим мастером. С руганью и матюками вытащил его из Москвы и, чуть было не пожалел. Это нескладный лохматый очкарик оказался категорически не приспособленным к армии. Попытки одеть его в форму одним видом его вызывали безудержный смех бойцов. Это даже не как корове седло, это…хуже. Смешнее многократно. Слащев сам смеялся до животных колик. Но отдавая должное его способностям и помня где и кто этими способностями воспользовался, Слащев распорядился энтузиаста радио постричь, привести к Присяге и оставить, с согласия и личного разрешения Котовского, в разряде, так сказать, вольноопределяющихся, разрешив ходить в гражданском. Поселили вместе с командирами, где этот то ли боец, то ли не пойми кто, имел возможность возиться со своими железками. Поскольку в районе Пскова началось строительство аэродрома для размещаемой бомбардировочной дивизии, вопрос с парашютной подготовкой тоже можно было считать решенным. Хотя вышку для получения и освоения первоначальных навыков они у себя поставили. Это тоже в справку запишем. Для «водоплавающей» подготовки бойцы по графику направлялись в Ленинград во флотский экипаж. Особых проблем с моряками не возникало. Так, недоразумения. Пишем плюс.

А телефонная связь! Из Липецка Егоров припёр немецкий полевой провод. Много. Хотя в армии много не бывает. Тогда до фига. Хватило и в «наблюдательную» землянку протащить. Ну, землянка не землянка, а вросший в землю сарайчик. Непонятно за каким чертом, стоящий в центре поляны перед лесом, вдоль которой шла дорога. Слева от дороги поляна, справа болото и мосток через речушку при въезде в лес с поворотом. Замечательное место! Малыш помнил, как на срочной в патруле они на похожее местечко наткнулись. Там еще на опушке леса окоп был вырыт. Судя по гильзам, которые они на дне окопа собрали, место и нашими использовалось в 41-м и вермахтом в 44-м. Да и «лесные братья» наверняка удобное место использовали. Во всяком случае, неразорвавшаяся советская минометная мина 49-го года, застрявшая в скате окопа, говорила именно об этом. Сарайчик использовали по полной программе — и в качестве передового наблюдательного пункта, и для отработки скрытного проникновения, и, случалось, в качестве наказания: комары, будь они неладны. Хотя, если вдуматься, тоже тренировка. На терпеливость, усидчивость, упорство. Во всяком случае, именно этот сарайчик однажды сыграл главную роль в одной истории. Они в тот день с заместителем с самого утра сочиняли планы политработы, её никто отменять не собирался. При правильной направленности — нужное дело. Вдруг звонок:

— Докладывает наблюдательный пункт. По направлению к расположению движутся два легковых автомобиля. Оба «Адлер-М». Номерные знаки не местные.

Командиры переглянулись.

— Кого черт несет? Инспекция две недели как уехала. Местная власть предварительно позвонила бы — порядок знают.

— Слушай, командир. Ну их к лешему, а? Давай их останавливать. Кто сейчас на «глазах»?