Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этот раз она выглядела спокойной и ухоженной. Волосы скрыла под платком, накрасилась и надела тонкий сарафан, под стать знойной жаре на улице. Никакого алкоголя. Только грусть в глазах – застывшая драматическая тоска. Наверное, Лесе в детстве отлично удавалось манипулировать родителями.
– Нам надо всё обсудить, – сообщила Леся, переминаясь с ноги на ногу на пороге квартиры. – Сходим куда-нибудь?
Через двадцать минут мы сидели в кафе, пили чай и разговаривали. Она задавала вопросы – я отвечал. Мы общались около двух часов. Одна кружка чая сменялась другой. Я убеждал ее, что никакой химии не существует, что нельзя любить вот так сразу и навсегда, что она молодая и красивая девушка, которая легко найдет себе парня лучше. Она соглашалась, стирала слезы, отрицала, соглашалась вновь.
В конце разговора Леся вынула фотоаппарат и спросила:
– Можно, сфотографирую? Один раз, на память. Считай, что это твой прощальный подарок.
Я был не против. Щелчок, прокрутка пленки.
Фотография: за моей спиной окно, сквозь которое льются лучи летнего солнца. Видно дерево с густой, налитой изумрудной мякотью листвой. Я изображаю на лице что-то вроде улыбки. Губы натянуты, видны передние зубы. Лоб вспотевший, волосы прилипли к вискам. Глупое выражение лица, на котором читается усталость. Скорее бы всё закончилось.
Но это было только начало.
Через неделю после того, как мы расстались в кафе, Леся прислала открытку. Словно мимолетом, небрежно и легко она писала, что добралась до родного города, всё у нее хорошо, лучше быть не может.
Еще через неделю я получил новую открытку. С лицевой стороны рисунок – улыбающаяся рожица медвежонка Умки. С обратной – ровный почерк, слова любви, «я соскучилась», «может быть, ты когда-нибудь ответишь» и несколько строк бытовой чепухи, выветрившейся из памяти.
Через неделю пришла новая открытка. Леся сообщала, что купила солнцезащитные очки, потому что старые, представляешь, забыла в автобусе по дороге на работу. Вот смеху-то!
Потом пришла еще одна. Ровно через неделю. Я ждал ее и дважды заглядывал в почтовый ящик, испытывая противоречивые чувства нетерпеливости и злости. Мне пришлось скрываться от Ксюши и читать открытку украдкой в туалете, но – черт возьми! – ужасно хотелось узнать, что же написала Леся в этот раз.
И еще одна открытка через неделю, плотно войдя в моё расписание жизни. Леся проявила фотографии с моря. Отличные, светлые, радостные. Жаль, что любовь не бывает вечной.
Через неделю я стоял у почтовых ящиков на первом этаже и нервно выкуривал одну сигарету за другой. Получил. Сухие строчки о ее жизни. Съела несвежий салат в ресторане. Опоздала на работу. Пила кофе с лучшей подругой. В конце короткое слово: «Скучаю».
Прошла неделя, а новая открытка не появилась.
Еще неделя.
И еще.
И тут я понял, что постоянно думаю о Лесе. Какие бы мысли ни ворочались в голове, чтобы ни происходило, я неизменно раз за разом возвращался к Лесе. Мне стало не хватать ее голоса, почерка, смеха, запаха духов, растрепанных волос, потрескавшихся губ и взгляда, интонаций ее голоса и тепла. Нежности её любви, которая скользила с каждой строчки, выведенной в полученных открытках.
Я много ночей ворочался в постели без сна, размышляя о том, как был бы счастлив, если бы рядом лежала Леся. Иногда она приходила во сне. Мы занимались страстным сексом – я просыпался с торчащим колом членом, вспотевший и раздраженный. Марево сексуальной страсти рассеивалось, мир становился прежним, и это было хуже всего.
Внезапно вылезло множество мелких вещей, делающих совместную жизнь с Ксюшей неудобной. Я обнаружил, что у нее противный смех. Она слишком требовательна. Секс с ней стал вялым и редким. Мы спим в разных концах кровати, а еще она постоянно перетягивает одеяло на себя и жалуется на холод в квартире. О, как же она отвратительно чистила зубы! Как жутко смеялась над глупыми шутками – особенно, когда пересказывала их мне от своих коллег по работе.
Мелочи появлялись одна за другой, цеплялись друг за дружку, нарастали как снежный ком.
Когда это стало невыносимо, я пошел на почту, купил открытку и торопливо, мелким почерком – чтобы больше влезло – написал Лесе слова любви, признание собственной зависимости, а потом предложил встретиться.
Мы прожили с Лесей пять самых счастливых, безоблачных, страстных и замечательных лет. Иногда так бывает – сначала делаешь неправильный выбор, а потом находишь вдруг запасную тропинку, бежишь по ней, путаешься в лабиринте сомнений, суеверий, страхов и выскакиваешь на нужный путь, тот самый, с которого когда-то сошел.
Наша жизнь в какой-то степени походила на книги. Я переехал в другой город, к Лесе, сменил работу, мы обзавелись друзьями и разными жизненными мелочами, которые нравились нам обоим. Леся отлично готовила и была самой лучшей любовницей в мире. Я хорошо зарабатывал, поднимался по карьерной лестнице и мог ночами напролет рассказывать интересные истории. Она лежала у меня на коленях, когда мы смотрели фильмы. Я готовил ей завтрак в постель на выходных. Она учила меня водить машину.
Наш альбом стремительно заполнялся фотографиями – светлыми, как семейная жизнь.
Наверное, один фотоальбом сменился бы другим, потом еще одним, к пятидесяти годам у нас была бы стопка альбомов, тематически разделенных по временам и датам. Такие есть в каждой приличной семье. Мы бы показывали детям свою молодость и с нежностью ностальгировали о прошлом. Дети бы вкладывали свои фото в другие альбомы и показывали бы нам. Фотоальбомы с воспоминаниями – идиллия современной жизни.
…Все было бы так, как расписала Леся в своей безоблачной жизни, если бы спустя пять лет после развода, в середине жаркого августовского лета я не встретился со своей первой женой.
Ксюша каким-то образом нашла мой номер, позвонила и попросила увидеться. Ее извиняющийся, чуть дрожащий от волнения голос вдруг напомнил о прошлом. Словно ветер всколыхнул давно осевшую пыль и под ней блеснули яркие и сочные образы.
Ксюша ждала меня за столиком в кафе.
Я невольно залюбовался ее красивым овальным личиком, вспомнил о тонком шраме над правой бровью, который мне нравился, а еще вспомнил, как любила Ксюша, когда я брал ее сзади за плечо ладонью и целовал в шею. У нее мурашки бежали по коже, можно было делать с ней всё, что пожелаешь.
– Привет, – я сел за столик и заказал кофе. Отметил, как Ксюша… не постарела, а повзрослела. Черты лица огрубели, появились морщинки, вокруг глаз потемнели круги. – Отлично выглядишь.
Ксюша положила передо мной фотографию. Повзрослевшая дочка. Похожа на меня, но от мамы, без сомнения, взяла самое лучшее. На фото ей было чуть больше семи лет.
– Красавица, – сказал я, и тут же из глубин воспоминаний всплыло имя: «Лена».