Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ребята, чего вам от меня надо? – проговорила Надежда Николаевна, собрав все свое мужество и решительность и добившись того, чтобы ее голос не дрожал.
Мотоциклисты ничего ей не ответили, но, словно по какой-то беззвучной команде, бросили свои машины вперед, прямо на нее.
Казалось, еще мгновение – и мотоциклы налетят на нее, сомнут, раздавят…
Однако, когда их отделяло от Надежды два или три метра, все трое мгновенно изменили направление и помчались вокруг нее по кругу, один за другим.
Моторы мотоциклов ревели, из-под колес вылетали комья грязи.
Надежда стояла в центре этого ревущего круга, боясь пошевелиться. Время словно остановилось для нее. Весь мир исчез, точнее, от него остались только этот пустырь и несущиеся по кругу мотоциклы с их безмолвными и безумными всадниками…
Надежда просто окаменела, вся во власти безумного всепоглощающего ужаса. И этот ужас, надо полагать, помог ей выжить. Если бы она металась по пустырю, то, несомненно, упала бы, и тогда вполне могла оказаться под колесами. А так она смогла внимательно разглядеть своих мучителей.
Действительно, на них были одинаковые куртки с надписью «Ангелы ада», как у покойного Костоломова, одинаковые безглазые шлемы, но в остальном они не были похожи друг на друга. Это были живые люди, а не призраки, не ангелы ада, как они себя называли. Очень плохие люди, но живые, из плоти и крови.
Ревущий круг сжимался все теснее и теснее.
Надежда могла бы, протянув руку, дотронуться до любого из мотоциклистов, но такое даже не приходило ей в голову. Она оглохла от рева моторов, почти ослепла от пыли и дыма, задыхалась от запаха бензиновой гари. Даже голос больше не слушался ее.
Голова кружилась от бесконечного вращения ревущих машин, ей казалось, что еще немного – и она потеряет сознание… И упадет…
Вдруг мотоциклисты притормозили, и один из них, тот, у которого из-под шлема торчала борода, проревел:
– Страшно, тетка? Это тебе за Юрку, за Юрку Костоломова!
Из-под шлема его голос доносился глухо и гулко, как из пустой железной бочки.
Мотоциклы снова взревели и понеслись по кругу, снова слившись в ревущее, грозное кольцо.
Надежда почувствовала, как силы покидают ее, ноги подкашиваются. Голова кружилась сильнее и сильнее. Чтобы не смотреть на непрерывно кружащиеся стальные машины, Надежда подняла глаза к небу. Выглянувшее из-за туч солнце показалось ей черным пятном, круглой черной дырой на застиранной простыне неба, как будто весь мир выцвел, превратился в собственный негатив. Запрокинутая голова закружилась еще сильнее. Еще несколько секунд – и Надежда упадет на пыльную землю, прямо под колеса ревущих мотоциклов…
Вдруг в дальнем конце пустыря появилась громоздкая черная машина с затемненными стеклами.
В отличие от мотоциклов, которые громко, угрожающе ревели, эта машина выплыла из проулка в совершенной тишине, как черный призрак на четырех колесах.
Однако мотоциклисты сразу заметили ее.
– Парни, смываемся! – выкрикнул бородач, который, видимо, был у них главным.
В ту же секунду все три мотоцикла прекратили свое кружение, слаженно свернули от центра пустыря и один за другим втянулись в пустой проулок. Даже моторы их больше не ревели, как прежде, как будто притихли, напуганные…
На пустыре наступила оглушительная, невозможная, невыносимая тишина.
Надежда, шатаясь и держась за голову, сделала несколько неуверенных шагов.
Пустырь плыл вокруг нее, кренясь и покачиваясь, как это бывает, когда долго кружишься на карусели или спускаешься на берег с корабля. Постепенно его вращение замедлилось, пыльная земля остановилась. Надежда перевела дыхание.
Вокруг нее был весьма грязный, поросший бурьяном пустырь, тишина, покой… Ничто не напоминало о реве моторов, о кружении стальных машин, о грозных фигурах, затянутых в черную кожу.
Только черная машина, стоящая в стороне… квадратная, с резкими угловатыми очертаниями, похожая на катафалк.
Надежда подбежала к этой машине, заколотила в дверцу, закричала срывающимся голосом:
– Кто вы? Чего вы от меня хотите? Что вам от меня нужно? Что все это значит?
Черная машина стояла мрачно и безмолвно, как черный обелиск, как громоздкое надгробие.
Квадратная, тяжеловесная, с непрозрачными черными окнами.
Надежда попыталась заглянуть в одно из этих окон, но увидела в нем только свое собственное отражение. Перекошенное лицо, растрепанные волосы, смазанная тушь…
– Да что же здесь происходит? – выкрикнула она из последних сил.
И в ответ на ее слова черная машина мягко качнулась, задним ходом сдала в проход между двумя сараями и укатила, чуть слышно рыкнув мощным мотором.
Надежда ощутила себя спущенным воздушным шариком. Отгремела веселая музыка, кончился праздник, и вот лежит он, никому не нужный, и ждет дворника, который заметет его вместе с остальным сором в ржавый мусорный бак.
Хотелось опуститься на эту пыльную траву, закрыть глаза и тихо умереть. Или просто лежать так долго-долго. И пускай ничего не происходит, пускай никто ее не хватится, никто не придет, ей, Надежде, все равно, что будет с нею. Голова закружилась, Надежда почувствовала, что падает, и ухватилась за первое, что попалось под руку. Это оказался колючий куст чертополоха.
От боли в ладонях Надежда немного пришла в себя. Проснулись ее решительность и твердый характер.
«Только не падать, – сказала она себе. – Если я лягу на эту пыльную траву, то никогда уже не встану. Очень не хочется умереть на этом отвратительном пустыре».
Она с благодарностью отпустила куст чертополоха и огляделась. Никого не было видно.
«Сволочи, – подумала Надежда и ощутила небывалую злость, – вот теперь – все! Как же я ненавижу этот город!»
Злость помогла ей приструнить голову, чтобы перестала кружиться, и сделать первый шаг. Злость помогла ей преодолеть пустырь и выбрать правильное направление к дому. Злость помогла ей не обращать внимания на удивленные, а порой и брезгливые взгляды, которые бросали на нее встречные прохожие.
«Вас бы кто повалял по грязи, – думала она, – поглядела бы я, как вы смотрелись…»
Делая над собой усилие, чтобы ступать прямо и не натыкаться на прохожих, Надежда преодолела улицу Тимирязева и завернула к пансионату. Демонстрация или закончилась, или ушла куда-то в сторону, к центру города.
У дверей пансионата Надежда Николаевна остановилась. Ей нужны были силы, чтобы открыть двери. Она стояла на крыльце так долго, что выскочила Нина, которая высмотрела Надежду в окно, но, надо полагать, не сразу узнала в таком виде.
– Господи, да что же это! – Нина втащила Надежду в холл.
И тут же с другой стороны в холл вошла Галина в сопровождении Василия Верленовича. Как всегда, Галка озабочена была только тем, чтобы проскочить незаметной в свой номер. Так что на Надежду она сначала внимания не обратила. Пока не бросилась ей в глаза знакомая куртка. Разглядев, в каком куртка плачевном виде, Галка бросилась к Надежде со словами: