— Мы, товарищ майор, — стал докладывать сержант, — двух санинструкторов там посадили, объяснили им, что к чему, показали этикетки. Они расфасуют и раздадут по подразделениям медикаменты, перевязочные средства. Там богатый медицинский арсенал у немцев остался.

— Вот! — торжественно объявил аптекарь, держа в руке пузырек. — Новейшее средство, сильное средство, которое активно борется с воспалительными явлениями в организме. Первые опытные образцы получили в Америке еще в 1929-м, а в этом году в США с помощью этого препарата спасли первого человека с диагнозом заражение крови. У нас своего такого еще нет, хотя работы в этом направлении ведутся. Я читал в научном медицинском журнале[В США пенициллин использовался уже в 1941 году. Он поставлялся в дальнейшем в СССР и по лендлизу. Свой аналогичный препарат под названием «Крустазин» появился в СССР в 1942 году.]. Не знаю, уж откуда он взялся у немцев. Судя по упаковке с медикаментами, это их врачи достали или привезли из Америки еще до войны. Для себя или для своего начальника, может быть, берегли.

— Давайте быстрее, — попросил Лацис. — Какая разница, чье оно. Изобрели величайшие умы, так давайте пользоваться.

— Э-э, уважаемый командир, не все так просто, — покачал головой Евсеев. — У вас может быть сильнейшая аллергическая реакция на этот препарат. Все же органическая основа, чужеродная среда. Нужно сначала вам ввести под кожу, понаблюдать за реакцией, а потом уже решаться.

— Слушай, старик, — грустно улыбнулся майор и сел на кровати. — Сейчас у нас такое дело, что… ты коли, не бойся. Не поможет препарат, так я и без него не боец. Ложись и помирай. А если поможет, так я про тебя в московской газете статью напишу, в каком-нибудь медицинском вестнике. Есть, мол, в одном далеком городке удивительный человек, который заведует аптекой. И он не бросил своего города и его жителей, когда пришли фашисты. И когда надо было помочь красному командиру в трудную минуту, то только гражданин Евсеев смог разобраться и применить именно те препараты, которые спасли командиру жизнь и позволили выполнить важную боевую задачу. А все потому, что уважаемый гражданин Евсеев не просто просиживал штаны в своей аптеке, а следил за научной мыслью, читал специальные журналы и книжки. И его научные познания пригодились Родине в трудную минуту. Вот какой у нас живет в глубинке замечательный, умнейший и решительный человек по фамилии Евсеев.

— Ну, вы это… — аптекарь явно смутился, его щеки порозовели, а глаза увлажнились. — Это уж вы лишнего. Какой из меня научный работник. Так просто, слежу за новинками, старый приятель мой бывало навещал родных в Лыковом Отроге. Наездами из Москвы, вот и привозил мне кое-какие журналы по медицине, по фармакологии. А я что, я ведь просто говорю о последствиях для вас лично. Индивидуальная непереносимость это называется. Может и такое быть. И если это важно, если рисковать, то — как прикажете. Вы военный, а вокруг война. Вы нас освободили от захватчика, вот что важно.

— Не освободили, — после долгой паузы, опустив голову, сказал майор. — Нам скоро придется уйти, старик. Фронт далеко. Враг силен, и мы все еще отступаем. Но это временно, ты верь нам! Остановим. Соберемся с силами и остановим. И погоним назад. Так погоним, что вы услышите здесь.

— Значит, уйдете? — глухим голосом спросил старик.

— Уйдем.

— Ясно, — покивав головой, сказал аптекарь. — А мы, грешным делом, думали, вы тут насмерть бьетесь, подмоги ждете. Вот-вот нагрянет вся Красная армия со всей своей силищей и поможет, значит. Ан, нет. Не придет.

— Придет, отец, обязательно придет! Вы потерпите еще немного. Всем трудно, всей стране трудно, но мы справимся. Не бывало такого, чтобы нас враг одолел. Ты же грамотный, отец, ты учебное заведение окончил, историю учил. Всегда мы врага били и сейчас побьем.

— Ну, что же, — аптекарь повернулся к сержанту-фельдшеру. — Несите стерилизатор, шприц с иголками, плитку какую-нибудь или горелку спиртовую. Тут еще обезболивающее есть, ну и для поддержания сил и работоспособности есть препарат. Держитесь, майор. Вам еще воевать, страну защищать.

— Делай свои уколы, отец, выдержу! — улыбнулся Лацис.

То, что немцы попытаются обойти линию его обороны, Соколов догадывался. Он бы и сам так поступил, искал бы пути для удара с фланга. Но справа обойти было нельзя. Там пойма шире и почва болотистая. Да и крутой берег не позволял спуститься. Если уж обходить немцам оборону Соколова, так у самых садов, а там их ждет другое подразделение. А вот слева можно было обойти, но только без техники. Немцы обязательно разведают подходы, накопят пехоту в сухих камышах, а потом постараются ударить одновременно с двух сторон. В лоб и с фланга.

С самого утра Соколов отправил одного из опытных разведчиков, которых ему отдал Поздняков, с биноклем на левый фланг. Рассвет прошел в тишине, ни звуков моторов, ни выстрелов. Морозный воздух был чистым и прозрачным. Ночью кое-где припорошило легким снежком, но с утра небо очистилось, что предвещало усиление мороза. Лейтенант Щукарев стоял рядом с Алексеем и грыз ноготь на руке.

— Перестань ногти грызть, — усмехнулся Соколов. — Начмеду пожалуюсь, он тебе проверку устроит на предмет астриц.

— Лучше я к начмеду пошел бы, — задумчиво отозвался Щукарев. — Пусть клизмы ставит, уколы даже. У него сестрички там как на подбор. А вот эту тишину на передовой с самого начала войны терпеть не могу. Душу выматывает. В тылу за счастье в тишине с книжкой полежать, с девушкой по парку пройтись, а на «передке»… Лучше бы уж началось что-нибудь.

— Да уж, — в тон лейтенанту ответил Соколов. — Не знаю, как ты, а я авиации боюсь. Никак в толк не возьму, почему они нас пытаются голыми руками взять. Ни артиллерию не подтащат, ни «юнкерсы» не вызовут. Летом они не церемонились, с землей наши позиции ровняли, часами долбили крупным калибром и бомбы на головы валили. Что у них, силы кончились? Орудий и самолетов уже не хватает?

— Хотелось бы верить в это! — усмехнулся Щукарев. — Что вымотались они и поистрепались. Знаешь, я лучше к своим пойду. Мало ли, вдруг спать наладились в тишине. На морозце оно, знаешь, как морит. А сейчас внимательность нужна втрое. Ох, как нужна.

— Давай, Вадим, держись там!

— И ты тут… тоже, — пожимая руку Соколову, ответил лейтенант. — Знаешь, никак не избавлюсь от одной мысли. Местные думают, что Красная армия пришла освобождать их. А мы дело свое сделаем и уйдем. Хреново, правда?

— А ты о другом думай! — уверенно ответил ему Алексей. — Думай, что мы бьем врага везде, где находим. И мы можем брать города и оборонять их. Ну и что, что уходим. Все равно ведь вернемся!

— Ну, ладно, — махнул рукой Щукарев с грустной усмешкой и побежал за домами в сторону окопов своей пехоты.

— Товарищ младший лейтенант! — Соколов так задумался, что не расслышал зуммер полевого телефона. — Кукушка на связи!

— Ну-ка! — Алексей нахмурился и схватил протянутую связистом трубку аппарата. — Слушаю тебя Кукушка, я — Гнездо!

— Гнездо, там они, в камышах!