– Да и гори оно все!.. – зловеще отвечала бесноватая Шалава Непутятична и снова заголосила: – Одно было солнышко, один свет ясный!.. Один синь порох в глазу!..

– Да полно вам кочевряжиться-то!.. – угрюмо сказал волхвам старый храбр Чурило, отнимая сыромятную снасть у курносого товарища. – Не видите, что ли, какая она? Сама утонет и нас потопит… с вами заодно…

Запалив пару смоляных светочей, выбрались наружу. Кудесники неуверенно грозили чарами, гневом Ярилы и всякими прочими напастями, но когда Чурило с услужливым вожаком погорельцев стали при них ладить на жертвенном вороте первую петельку, дрогнули, переглянулись.

– Н-ну… если упросить… – неуверенно начал один.

– Кого?

Но кудесник уже и сам испугался выскользнувшего ненароком словца – осекся, замкнул рот накрепко. Полоскались красные тряпицы пламени, капала с треском на священные камни черная смола. Шалава Непутятична забрала светоч у младого Нахалка, подступила к колодцу и, отстранив храбра Чурилу, так и не изладившего петлю до конца, надолго оцепенела над срубом.

– Упрошу… – чуть слышно выдохнула она и к общему ужасу полезла в бадью.

– Куда ж ты со светочем-то? – взвыл кто-то из волхвов. – Там же дерево кругом!..

– К вороту их! – отрывисто повелела боярышня. – Вынимай клин!.. Крути!..

Охнули храбры, но податься было некуда. Развязали волхвов, поставили к рукояткам, и тяжкая бадья пошла на цепях вниз. Сбылась мечта неуемного Шумка: впервые за многие годы приносили в жертву солнышку не идольца, не куколку резную, и даже не злодея какого, а подлинную берендейку – молодую, знатную, пригожую… Да еще и по доброй ее воле…

Устрашающе скрипел ворот, клок пламени гримасничал, корчил рожи, ложились на уплывающую вверх каменную кладку красные и желтые отсветы. Наконец бадья провалилась в какой-то погреб, а через мгновение гулко коснулась дна.

Вся дрожа, Шалава Непутятична выбралась на каменный пол и вскинула смоляной светоч повыше. Преисподняя оказалась тесной и пыльной. С одной стороны зияла глубокая неизвестно куда уводящая пещера с двумя глубокими колеями в плотном земляном полу, с другой до перехлестнутого крепкими дубовыми брусьями потолка громоздилась какая-то поленница. Еще стояла там низкая лавка, и на лавке этой кто-то спал, завернувшись с головой в нагольную ветхую шубейку.

– Докука!.. – ахнула боярышня и кинулась расталкивать спящего.

Тот вскинулся, забормотал:

– Не спал, Чурыня Пехчинич… Право слово, не спал… На один только храпок и прилег…

Сорвал шубейку и оказался вовсе не Докукой, а невзрачным мужичонкой средних лет. Увидев перед собой боярышню со смоляным светочем а руке, вскочил с лавки.

– Ума решилась, девка? – взвизгнул он. – Устав забыла? Ты что это с голым огнем гуляешь? Займется ведь – не потушишь потом!..

Тут он приметил наконец стоящую посреди преисподней бадью, попятился и пал на лавку, влепившись спиной в поленницу. Та покачнулась, и сверху, чудом не угодив ему по маковке, свалилась увязанная лыком охапка. С треском разлетелись по каменному полу резные идольцы.

– Да ты… уж не сверху ли?..

– Сверху, – бросила Шалава Непутятична, сунув ему светоч чуть ли не в бороду. Еще немного – и присмолила бы… С черными людишками боярышня любезничать не привыкла, а мужик – он и в преисподней мужик. – Беги стремглав за Докукой, пока я вам тут всю вашу Навь не подожгла!..

Мужик однако оказался полной деревенщиной и прирожденного вежества не выказал. Смоляной светоч в белых ручках Шалавы Непутятичны пугал его куда больше, нежели ее боярское достоинство.

– Отступи с огнем! – рявкнул он. – Дура самородная!.. Чего тычешь? Отступи, говорю!..

– Докуку мне!.. – тяжело дыша, молвила боярышня, но светоч все же приняла.

– Не знаю я никакого Докуку! – окрысился мужичонка. Встал с лавки, сердито влез в рукава шубейки и, заслоняясь от света, двинулся впереступочку вдоль стены. – Вот приведу сейчас сотника, с ним и разбирайся…

Услышав про сотника, Шалава Непутятична малость успокоилась. Что над навьими душами поставлены сотники, не показалось боярышне дивным. Да ей бы и в голову не взбрело, что может быть как-нибудь по-другому! Кто-то же держит в порядке и трепете таких невеж, как этот мерзкий мужичонка, успевший, кстати, сгинуть в черном провале неведомо куда ведущей пещеры…

Возвращения его пришлось ждать довольно долго, и Шалава Непутятична встревожилась вновь, даже отважилась сделать несколько шагов в гулкую тьму подземного перехода. Но тут смоляной светоч замигал, угрожая зачахнуть, и боярышня поспешила вернуться и разложить на каменном полу костерок из рассыпанных берендеек.

– Матушка… – гулко позвал из дыры над бадьей слезливый робкий голос. – Да ты жива ли там?..

Шалава Непутятична сначала вздрогнула, потом обрадовалась.

– А ну-ка сбросьте мне сюда еще один светоч! – потребовала она.

– Да ты что? – взвизгнула в ответ дыра иным голосом – не иначе, принадлежавшим одному из волхвов. – Выгорит вся Навь подчистую – что тогда делать будем?..

Тут сверху донесся короткий хряск, невнятное мычание, и кто-то из храбров осведомился поспешно:

– А будет чем зажечь-то?..

– Будет…

– Па-берегись!.. – И в бадью с глухим стуком грянулась палка со смоляным набалдашником. Звякнула потревоженная цепь.

Шалава Непутятична зажгла от костерка новый светоч – и вовремя. Из глубины долгой пещеры зарычали и забормотали гулкие голоса, а потом закачался, приближаясь, желтенький огонек. В пыльном его сиянии обозначились вскоре два человеческих очертанья. Одно принадлежало уже знакомому невзрачному мужичонке, второе чем-то напомнило боярышне Докуку, и девичье сердце встрепенулось. Но когда лампа высветила на миг харю незнакомца, Шалава Непутятична чуть не отпрянула. Ну и сотники в навьем мире!.. Вся рожа наружу…

Приведенный окинул единым взглядом стоящую на полу бадью, костерок из берендеек и наконец саму боярышню со свежим светочем в руке.

– Что с волхвами? – спросил он напрямик.

Шалава Непутятична вскинула точеный носик.

– Ты, молодец, – надменно молвила она, – узнал бы сперва о честном имени, об изотчестве да роде-племени…

Тот бросил на нее быстрый хмурый взгляд исподлобья.

– Ну, ясно… – проворчал он по-медвежьи. – Из именитых, стало быть… Дочь, что ли, боярская?

– Племянница…

– А которого боярина?

– Блуда Чадовича!

Сотник злобно покряхтел и повернулся к выглядывающему из-за локтя мужичонке.

– До дна упрячу… – негромко, но грозно посулил он. – Ты у меня давно на бирке зарублен…

– Да Чурыня Пехчинич!.. – слезно возрыдал тот. – В бадье же спустили! Обратно-то, чай, не выкинешь!..