Я не говорила об этом Скуратову, но до встречи с ним, пока работала в баре, наткнулась и на Игоря, который тоже с компанией друзей решил посетить новое заведение. Только вот нахождение рядом с ним девушки вызвало вздох облегчения, в противовес тем удушающим чувствам, которые поглотили меня, когда я обнаружила на коленях Богдана брюнетку. Ещё никогда мне не хотелось никому выцарапать так глаза, как ей. Ревность закрутилась во мне, сковав все внутренности и причиняя боль. Смотреть на Богдана с другой девушкой казалось просто невыносимым, а он, решив продлить мою агонию, заставил ко всему прочему ещё и обслуживать его компанию. В его взгляде я тоже видела злость, только её природу никак не могла понять. 

Сначала Игорь не подавал виду, что узнал меня. Я обслуживала другие столы и старалась не светиться перед ним. Степан просил всех девушек краситься, и я разозлилась на него, несмотря на наши товарищеские отношения, за то, что казалась себе теперь слишком яркой, слишком выделяющейся.

Ловила взгляды Игоря и холодела от страха. Даже Богдан, направивший ствол на Степана, не вызывал во мне такого ужаса. Возможно, потому, что я не верила, что он смог бы в тот момент спустить курок. Да, он находился в бешенстве, но ненависти, направленной на меня, я не ощущала. 

Конечно, Игорь имел право свою сбежавшую презирать и желать мести. Эти желания легко объяснялись и вызывали во мне лишь один отклик: жалость. 

Когда я собирала грязную посуду с освободившегося столика, складывая на поднос, Игорь намеренно опрокинул его, разбив содержимое и пролив остатки напитков на пол. Я посмотрела на него всё тем же взглядом, каким награждала при каждой нашей встрече на протяжении последних лет – скука, смешанная с нетерпеливым ожиданием, когда он от меня отстанет. 

– Если ты, мразь, считаешь, что для тебя всё завершилось, то не рассчитывай на это. Я сгною тебя, тварь, и никто тебе не поможет. 

Я с отвращением стёрла с щёк капли слюны, которой он брызгал, пока угрожал, будто то был яд, разъедающий кожу и молча принялась собирать осколки. Сердце в груди бешено билось от страха и понимания, что это не простая угроза, – он обязательно попытается её исполнить. Хотелось вымыться, стереть из памяти и с кожи этот эпизод, но он раз за разом прокручивался в моей голове, и мне оставалось только гадать о том, как он решит совершить возмездие. 

– Я по возможности буду тебя навещать в столице, – заверял Скуратов, и его слова звучали так легко, так понятно. Только вот сдохла бы я от ревности, зная, что он находится в пятистах километрах от меня. 

– Ты хочешь избавиться от меня? – произнесла я раньше, чем поняла, как по-детски капризно звучит мой вопрос. Отвернулась резко и уставилась в окно немигающим взглядом, ощущая глобальную пропасть между нами. Ведь мне от мысли о разлуке становилось невыносимо, я считала часы до его возвращения, а он так просто готов был меня отпустить, и от этого в душе рос сумрак.

Чувствую его тяжёлые ладони, тепло тела позади и неосознанно подаюсь назад, касаясь спиной груди. Меня будто тянет к нему невидимыми путами, и совладать с ними нет сил. Богдан потирается подбородком об мою макушку, сжимая пальцами мои плечи, успокаивая. 

– Глупая, – в его голосе нет насмешки, скорее грусть, и это немного ослабляет обиду, грызущую изнутри, – если бы я мог, поехал бы с тобой. 

Знала, что не мог. Между ним и Хмельницким заключено джентельменское соглашение, по которому он фактически в его рабстве ещё на три года. Три года. Эта цифра пугала до чёртиков. Что случится с нами за это время? Я не сомневалась в глубине своих чувств, не сомневаюсь, что пронесу их через годы. Ведь сильнее любить просто невозможно. А вот Богдан… сколько в его жизни ещё будет таких, как я, обожающих, едва ли не боготворящих девчонок. 

Гнать от себя эти мысли, когда он находился рядом, труда не составляло. Стоило ему дотронуться до меня, и я забывала обо всём на свете. Моё дыхание сбивалось, становясь судорожным, прерывистым из-за моей потребности провести носом по его шее и вдохнуть запах кожи, как наркотик, тут же попадающий в кровь, делая меня зависимой. Подчиняя. Он как ластиком стирал всю мою скромность. Я не узнавала себя совсем. Понятия не имея, кто та раскованная девушка, что без промедления готова взять в рот его член и ласкать так, будто это единственно важное занятие на свете. 

Потом, вспоминая, как я становилась перед ним на колени, словно рабыня перед господином, нетерпеливо наблюдая за тем, как его длинные пальцы справляются с ремнём и ширинкой, краснела от макушки до пяток. До Богдана я имела лишь теоретическое представление о строении мужских половых органов, но, познакомившись с ним, уже не сомневалась, что его член – это произведение искусства: ровный, длинный, с красивой головкой, которая так и манила взять её в рот. Я обхватывала его пальцами, и они едва сходились на горячем пенисе, реагирующем на меня так, словно это не просто орган, а самостоятельное существо. Но мне жизненно необходимо было ощущать его губами, исследовать язычком каждую венку на члене, ластиться об него как голодная кошка, поднимая глаза на Богдана и ловя напряжённый, тёмный взгляд. Мои движения неискушённые, интуитивные, основанные на его реакции от моих прикосновений, и, когда он кончал, я испытывала ликование от того, что мне, такой неопытной, удалось довести его до этого состояния. 

Раньше весь процесс минета мне казался грязным и унизительным. Когда подруги обсуждали свою сексуальную жизнь, думала, что никогда не смогу перебороть отвращение, а гипотетическое прикосновение губ к члену вызывало ужас. На деле же оказалось, что, даря удовольствие Скуратову, я получала обратно в сто крат больше, и эта горячая волна возбуждения сметала всё стеснение и скованность. Стоило опустить одну руку в свои влажные трусики, как я тут же кончала, с членом во рту.

Пугающе и странно было то, что, зная, кто он на самом деле, помня, как он себя ведёт в драке, в борьбе, ту агрессию и тестостерон, которые сочились из каждой поры, я испытывала жгучее возбуждение от игры этого контраста. Нежности со мной и грубости с другими. 

Хорошая девочка во мне восхищалась способностью Скуратова идти вперёд несмотря на все попытки его сломить. Не сойти с ума там, где любой другой уже давно бы бился головой о мягкие белые стены. И он делился со мной своей силой, а я с радостью ею питалась, купаясь в лучах его энергии. 

 Только рядом с этой гаммой чувств, которые я начала испытывать, поняв, что Ульяна Евстигнеева безвозвратно пропала для окружающих, потеряв голову от любви к Стрелку, шёл страх. Он следовал по пятам за каждой мыслью о нашем будущем, отравляя надежду на лучшее и всё моё существование. И день за днём этот страх только рос, потому что росли и моя любовь к бандиту, и понимание безнадёжности ситуации. Вместе с тем я верила его словам, доверяла безгранично. 

Богдан обладал множеством талантов, и одним из них было умение убеждать. Но уговорить меня оставить его в городе N и ехать в Москву у него так и не получилось. Знала, что с моей стороны это отчаянно глупо, понимала, что у отца в любой момент может иссякнуть терпение ожидать дочку, каждым шагом которой он привык руководить. Но что будет, когда он поймёт, что я не собираюсь возвращаться? Что случится, если он узнает, в чьей квартире я живу и кто мой парень? Про Игоря, в чьём взгляде было больше безумия, чем адекватности, я и думать не желала.