Света уже много раз смотрела репетиции Стрельцова, где она с разрешения инспектора манежа и по сложившимся обстоятельствам стала его правой рукой. Она принимала лошадей за кулисами, разворачивала, выстраивала парами и по команде нового руководителя выпускала на манеж.

Захарыч приглядывался и, как обещал – думал…

– А давай-ка, Света, ты попробуешь! Только не паникуй, не спеши и не делай лишних движений. Я твоей рукой проведу, ты только наблюдай. – Захарыч выбрал уравновешенного Сатира для эксперимента. – Значит так: подняла шамбарьер, вот так, на эту высоту, больше не надо. Теперь направляешь его на лошадь, в район плеча, где-то в эту точку, и он сам двинется вперёд. Чуть шамбарьер впереди – он остановится, чуть назад – он его перестаёт видеть и побежит вперёд. Потихоньку привыкнешь и почувствуешь. Не всё сразу.

Стрельцов взял в свою крепкую мужицкую ладонь кисть Светланы, и она исчезла в ней вместе с плетёной рукояткой шамбарьера.

– Ле-й, Сатир! Шагай! – животное скосило глаз на людей и тронулось с места лёгкой трусцой. – Так! Неплохо! Веди, веди его! – Захарыч через пару кругов незаметно переместился за спину Светланы. – Хорошо, спокойней! Не опускай шамбарьер. Ай, браво, Сатир! Бра-аво, парень! – Захарыч голосом подбадривал животное.

Иванова вдруг осознала, что Захарыч не держит её за руку и это она, она ведёт лошадь по кругу! Света засмеялась от счастья и запрыгала на месте. Шамбарьер дёрнулся вверх, Сатир молниеносно рванул в сторону и остановился с непонимающим взглядом: «Что это было? Что не так?..»

Захарыч покачал головой.

– Ладно, подойди к нему, успокой и дай морковочки… Света нетвёрдой походкой подошла к Сатиру, протянула руку. Сатир доверчиво потянулся, прикоснулся губами к ладони девушки и подобрал угощение. Та благодарно похлопала его по шее.

– Спасибо, милый! Какой же ты классный! Захарыч! Я им управляла! Я!..

Стрельцов хмыкал и улыбался.

– Ладно, молодец! На сегодня хватит, а то перегоришь. Только в следующий раз так лошадь не пугай. Остановись, шамбарьер опусти, а потом радуйся. Он же всё на свой счёт принимает! – Захарыч кивнул на Сатира. – Конь всё время готов откликнуться на твои команды. Просто ему нужно знать, чего ты от него хочешь. Он-то тебя читает, как книгу, ты его – пока нет. Ничего, придёт и твой черёд. Это не сразу. Что ж, с началом! Молодец!

– Никита Захарович! Я что-то не пойму, у меня голова кружится, словно вина выпила.

– Хм, это болезнь новичков! Ты смотришь в одну точку. Через какое-то время всё начинает мелькать и кружиться. Ещё бы пару-тройку кругов, и могла бы упасть. Ничего, привыкнешь. Просто не концентрируй своё внимание, смотри как бы в общем. Ну, что, Светлана Иванова! Мои поздравления! «Спартак» – «один: ноль»! Мы – впереди!..

После представления Света кормила птиц своего номера, чистила вольер и могла идти отдыхать в цирковую гостиницу. Но вместо этого вот уже третью неделю она приходила на утреннюю и вечернюю репетиции к Стрельцову.

Лошадьми она заболела всерьёз. Они ей снились! Вот она ими управляет, лошади не слушаются, разбегаются! Она их ищет по всему городу и… Просыпалась в ужасе от содеянного. У-уф! Слава богу, это были всего лишь сновидения…

– Ну, что, помолясь, приступим! – Захарыч, радостный от успехов, решил пойти дальше. – Сегодня от начала и до конца работаешь сама, я на рядах. Слушай задание: выводишь Стандарта с Салютом, не торопясь, делаешь два вольтé, через центр идёшь на монт, круг, два пируэта, через центр на ажнý, пару кругов, санжé и за кулисы. Не трусь! Попробуй без меня. Если что, я рядом. Вперёд, «Спартак»!..

– Никита Захарович! – Света замялась.

– Чего ещё?

– Тут такое дело… Вот вы дали задание вроде по-русски, а я ничего не поняла. – Иванова напряжённо смотрела на Стрельцова. Тот хлопнул себя по лбу.

– Вот старый дурак, хомут мне в дышло! Забыл, что ты «первогодок». Извини! Сейчас всё объясню. Терминология в цирке во многом иностранная, переделанная когда-то на русский лад. Она пришла к нам со всего мира, оттуда, где цирк развивался. Потерпи! Начнёшь понимать. Будут тебе тут и французские «корд-де-волá-ны» с «корд-де-парéлями», и итальянские «сальто-мортале», и круассаны, и булки с маком. Вон у тебя в руках наши главные инструменты для управления лошадьми: шамбарьéр и фарпáйч. Если правильно, то нужно говорить «шамбриéр» – слово-то французское. А фарпайч – это уже от немцев. Немцы в цирке крепко наследили. Скажем, знакомая тебе команда: «Офф!». В нашем номере все лошади в конце должны встать на задние ноги, то есть на офф. Это от немецкого «штейн-ауфф!». Кто-то всё ещё говорит: «а-плац!», мы с тобой, слава богу, по-русски: «место!» Наши цирковые мужики, когда гусарят и хотят поменяться девками, чтобы их не поняли, говорят друг другу, сами того не зная, по-французски: «Санжé»…

Втянешься! Скоро не перепутаешь трензеля с шенкелями, а гурту с… хомутом тебе в дышло! – Захарыч был весел и довольный каламбуром, хохотнув, продолжил цирковой ликбез. – Всякие там штамберты, кранцы, полиспасты – это тебе, конечно, вряд ли пригодится, но в разговорах где-нибудь мелькнёт обязательно. От акробатов, наверное, уже не раз слышала о копфштейнах – стойках на голове, о колоннах – «драйках, фирках». Даже выход из-за кулис на манеж – фóрганг – и тот по-другому цирковые не назовут, хоть стреляй! Привыкнешь и к крáйцерам, и ши берам. Звучит красиво, но в первом случае это всего лишь скребок для уборки звериного дерьма, а в другом – защитная решётка перед клеткой с хищниками. Сама не заметишь, как заговоришь на цирковом языке. Главное – не тушуйся. У тебя всё только начинается…

В цирке слышались звуки, похожие на выстрелы.

Накануне Захарыч показал, как надо управляться с шамбарьером. Теперь, с центра манежа, Света настойчиво пыталась сбить разложенные на барьере предметы: мячики, металлические банки из-под сгущёнки, воткнутые прутики от метлы. Получалось пока не очень хорошо. Гибкий конец шамбарьера то не долетал до предметов, то запутывался в прутиках, то на отлёте больно хлестал саму Светлану. Но она не отступала. Нужно было научиться рассчитывать дистанцию, силу хлёсткого удара, чтобы позже этим пользоваться. Опытные дрессировщики умеют с нескольких метров едва коснуться тела лошади, громко щёлкнуть, рядом не прикасаясь, но и могут жёстко наказать животное, которое озлоблено и готово напасть. Сила шамбарьера чудовищная – распороть кожу может, как острый нож бумагу…

Захарыч сразу предупредил, что шамбарьер, как последний патрон в стволе – на самый крайний случай. Если можешь обойтись, вообще забудь о нём! Есть голос, руки, твоё тело, ласка и любовь – вот основа контакта и взаимопонимания с животными. Жёсткость и жестокость – путь в никуда, успеха не жди!..

Захарыч ковырялся в инструментах. Завтра нужно было заняться расчисткой копыт. Дело не одного часа: сначала их размочи, расчисть, подрежь, лишнее щипцами откуси, подпили заусенцы – этакий маникюр для лошадушек! А их вон сколько, красавцев вороных!..