Вошла Наталья Гречаненко.

– Чаем угостите?

– А-а, соседка! Отчего же не угостить хорошего человека! Пять минут, сейчас заварю, присаживайтесь!

– А откуда вы знаете, что я хороший человек? Может я вам пришла скандал устраивать, глаза выцарапывать!

– Чем же это вам мои глаза не понравились?

Наталья села на табурет, открыла пачку сигарет и протянула Стрельцову.

– Не-е, спасибо, я курю самосад! – Захарыч достал кипятильник и опустил его в банку с водой.

– Сама садик я садила, сама буду и… курить… – как-то задумчиво и отстранённо протянула Гречаненко. – Дело тут такое… Увели вы у меня мою ассистентку, увели! Прямо из-под носу!

Захарыч сделал было протестующее движение.

– Да ладно вам, что я не вижу, не первый год за мужем! Дело тут не в вас, а то бы говорили сейчас иначе! Дело в ней самой. – Гречаненко пустила дым в потолок.

– Света – человек удивительный! У меня иногда ощущение, что она меня старше и мудрее. Есть в ней что-то такое, чего в других не отыщешь и при фонарях. Мама у неё ленинградка, блокадница, волею случая оказавшаяся в Севастополе. Светка там и выросла, но корнями отсюда. На Пискарёвке вся её родня лежит. Училась здесь в институте. Студенткой подрабатывала в цирке на вешалке. Потом распределилась хорошо, квартиру дали, маленькую правда, даже крохотную. А она вдруг финт выкинула – пришла на моё объявление устраиваться служащей по уходу за животными. Я её и взяла. Потом только разобралась кто она и что. Год просидели тут, в Ленинграде, на репетиционном, вот выпустились недавно. – Гречаненко глубоко затянулась. Сигарета затрещала и сожрала бумагу пеплом сразу на сантиметр. – Чахнет она тут. У нас в «Ревю», в основном, коллектив стабильный, люди одни и те же. Пока они на гастролях, вижу по её глазам, как она словно ищет кого-то в новых программах и не находит. Женское счастье – оно пугливое… Я не всё о ней знаю, не пускает, да и я не лезу. Впервые за последние месяцы она ожила, глаза горят. Видимо нашла то, что по душе. Вот я и пришла поговорить…

Захарыч заварил крепкий чай и разлил по чашкам. Пододвинул сахар.

– Не-ет, спасибо! Сахар вреден для балетных… – Гречаненко отодвинула картонную коробку с рафинадом. Отхлебнула янтарную жидкость. – Ого! Неплохо! Давно такого аромата не пробовала! – она снова затянулась.

– Вот вы думаете, за вашими лошадьми тут дирекция сердцем страдала? Как бы не так! Мы им плешь проели, мол, гибнут животные! Они всё – Главк да Главк! Ну, объявление вывесили на служебном входе. Да кто тут по Фонтанке ходит? Или они ждут, что на эту должность и за такие деньги очередь выстроится до Инженерного?.. – Гречаненко нервно стряхнула пепел. – До вашего приезда, как могла, за лошадьми ухаживала Света. Это она их поила, давала сена, кормила хлебом. Вон – всю метлу испортила, убирая навоз. Она девушка сердобольная! На улице вокруг неё вечно хромые собаки, бездомные кошки, подбитые галки, вороны. Для нищих и бомжей она первый друг. Для каждого из них у неё всегда найдётся монетка, конфетка или ласковое слово. Сердце большое, а своей личной жизни никакой… Многие цирковые парни на неё заглядываются. Но то ли она никого к себе не подпускает, то ли её как-то побаиваются-сторонятся – не пойму! Девка стройная, красивая, спортивная. У меня в кордебалете подрабатывала. Умница! С высшим образованием. Другие дурнушки замуж давно повыскакивали, а эта вся в друзьях и не более того. Отшучивается, говорит, ждёт принца на белом коне. Ну, вот, лошадей она, кажется, дождалась… – Гречаненко потушила сигарету и надолго замолчала…

Взмокшая и счастливая Светлана с порога радостно сообщила:

– Дядя Захарыч! У меня получилось! Есть! Две сбитые банки, один прутик, мячик и…

– И одна щека! – с улыбкой продолжил Стрельцов, видя свежую розовую полосу на лице своей ученицы.

– А-а, пустяки!.. Вы тут без меня, смотрю, чаи гоняете? – Света бережно поставила в угол шорной драгоценный шамбарьер Захарыча. – Я с ним осторожно, как вы и просили!

– Присядь! – Гречаненко сделала серьёзное лицо. – Мы тут без тебя, подруга моя дорогая, не только чаи гоняли, возможно, судьбу твою решали…

Иванова присела на край пододвинутого табурета, ей налили чаю.

– Пришла телеграмма! Захарыч через несколько дней уезжает со своей конюшней отсюда в Минск на репетиционный. С ним поедешь?

На последнем слове голос Гречаненко дрогнул. Повисла долгая пауза…

Потом раздался неуверенный голос Светланы.

– А как же наш номер? Как же вы?

– Две недели тебе по закону положено отработать. К этому времени из Германии вернётся наш коллектив. Там мой Бастриков, девчонок море – помогут на первых порах, потом кого-нибудь найду. Самое сложное мы с тобою прошли, за что тебе спасибо! Теперь намного легче. Видишь, тебя даже на два хозяйства хватило!..

Света с опущенной головой и со слезами на глазах молчала. Молчал и Стрельцов.

– Тебе надо жить дальше. Мне, конечно, невыгодно терять такого ассистента, как ты, но надо быть честным! Пришло, видимо, время… Ты, девочка моя, выросла из коротких штанишек нашего номера, пора примерять костюмчик другого размера…

Гречаненко снова закурила. Её пальцы и ресницы подрагивали. Человеком она была волевым. Ещё бы – главный балетмейстер огромного коллектива, где в основном бабы, да не абы какие – элитные красавицы! «Цирк-ревю» этим славился. Покомандуй такой армией!..

– Ладно! Лети нашим с тобой белым лебедем к принцу на… вороном коне! Я тебя благословляю!..

Гречаненко резко встала, вдавила недокуренную сигарету в банку из-под шпрот, испачкав пеплом холёный маникюр на длинном ногте. Обняла Свету, трепетно прижалась, провела рукой по алеющему рубцу на щеке и, как сигаретный дым, растворилась в дверном проёме шорной…

Пашка прилетел к Захарычу и теперь бродил по улицам незнакомого города, по многолетней привычке пытаясь в нём заблудиться. Делал он это сознательно, не фиксируя в памяти маршрут, чтобы потом, никого не спрашивая, найти дорогу назад. Игра была интересной. Можно было посмотреть и узнать город вот таким странным способом. Удивительным образом цирковые в любом городе с лёгкостью найдут здание цирка, главпочтамт и вокзал. Как им это удаётся, не расскажет из них никто…

Жара шагал и вслух «разговаривал с умным человеком». «Умного» видно не было, он жил внутри. Пашка, как всегда, закусывал губу, чтобы не было заметно артикуляции, и не подумали, что он тронулся и болтает сам с собой. Тот, кто сидел в нём, был много умнее, рассудительнее, много опытнее, осторожнее и до тошноты правильнее. Пашка часто поступал иначе, нежели советовал тот, и… оказывался неправым. Зато жить было не так скучно…

В это раз разговор вообще не клеился. Пашка думал над предложением Захарыча, крутил его и так и сяк. Получалось, что одновременно и «хотелось», и «кололось». Стрельцов, как только его назначили временно исполняющим обязанности руководителя конного номера «Свобода», тут же связался с Пашкой и предложил ему заняться этим делом. «На первых порах поможешь. Потом я подключу серьёзных людей, и конюшня со временем станет твоей! Я буду при тебе. Это станет нашим общим делом! Зря, что ли, ты столько времени отдал лошадям! Да и мне для чужого дяди или тёти этот номер готовить не хочется! Подумай о будущем!..»