16

— Ты зачем приехал, Глеб? – растерянно спросила Люся, вмиг сникнув и втянув в голову в плечи. Тут же исчезла испуганно, растворилась торопливо в пространстве и времени поселившаяся было в ней так доверчиво умненькая гончаровская барашня, и только нелепая юбка с расфуфырами, голые плечи в разрезе белой кофточки да забранные наверх в высокую прическу черные волосы так же нелепо напоминали о том, что еще минуту назад она была другой, и жизнь ее была другой, и не было в ней никакого Глеба Сахновича с его насмешливо–ироничным взглядом красивых голливудских глаз, пробивающих ее душу насквозь…

— Зачем приехал, говоришь? – Глеб опустил голову, пнул носком ботинка порог квартиры. – А тебя увидеть захотел! – Он снова поднял на нее глаза, криво улыбнулся и продолжил:

— А ты меня на пороге держишь! Чаю–то хоть нальешь? Я, между прочим, с дороги…

Люся молча отодвинулась в сторону, давая ему пройти.

— Раздевайся, иди на кухню, я сейчас…

Зайдя к себе в комнату, она переоделась в спортивный костюм, выдирая волосы, быстро распустила свою сложную прическу. Уже подойдя к двери, обернулась назад и долго еще смотрела на раскрытую на той же странице книгу с Гончаровским романом, так и оставшуюся лежать на неубранной с утра постели.

— Так зачем ты все–таки приехал? – снова спросила она у Глеба, ставя на плиту чайник.

— Говорю же – тебя увидеть.

— Не ври.

— Не вру.

— А как поживает твоя невеста? У тебя же в Уфе невеста осталась, насколько я помню?

— Да нет, Люськ, уже не невеста, уже жена…

— Ах, даже так…

— Да, вот так…

Глеб долго и грустно смотрел на нее пустыми глазами, потом опустил ресницы и, подперев кулаком щеку, стал внимательно разглядывать кухонный стол, проводя ногтем по темным трещинкам старой столешницы. Люся молча наблюдала за ним, стоя у окна, скрестив руки под грудью и пождав губы. Глеб был другим. Она не сразу это заметила, растерялась сначала. Теперь, придя в себя, увидела – он совсем, совсем другой, он никогда таким не был… Опущенные горестно плечи, синева под глазами, трехдневная щетина – это все не его, не Глебово. Что–то здесь не так…

— Глеб, у тебя случилось что–то? – спросила тихо, заваривая покрепче зеленый чай с жасмином. – Ты сам на себя не похож.

— Ну да. Случилось.

Он опять замолчал надолго, сидел, обхватив обеими ладонями большую красную кружку в белый горошек, смотрел на плавающие сверху чаинки. – Умираю я, Люська…

— Иди ты! – Люся недоверчиво уставилась на него, держа в руке нож, которым собиралась резать колбасу. – Как это – умираешь?

— Да ты не отвлекайся давай, бутерброды–то делай… Я ж пока живой, и есть хочу. Рак у меня обнаружили, Люсь. Говорят, в последней стадии. Лимфосаркома называется. Представляешь? Одна только надежда осталась – может, ошиблись наши уфимские врачи? Всякое же бывает…Вот я и подумал – может, мне к отцу твоему обратиться по старой памяти? А? Как ты думаешь, не откажет? Или наоборот — выгонит в шею? Получается, я ведь обидел тебя сильно… А еще я слышал, у вас тут недавно крутой онкоцентр открыли, с европейским оборудованием…Может, Андрей Василич туда меня протолкнет? Понимаешь, отчаялся я совсем, в панике полной барахтаюсь, как в дерьме каком… Страшно мне умирать, не могу я, не готов совсем… Помоги, Люська! Попроси отца, Люська!

Это его «помоги» прозвучало вдруг настолько отчаянно, что ударило Люсю куда–то в солнечное сплетение. Она не знала, что ему говорить. Она не знала даже, что вообще говорят в таких случаях : или что не верь, мол, ерунда это все, или наоборот – обязательно, мол, помогу… Она просто медленно попятилась из кухни в прихожую и вдруг остановилась в дверях, схватившись руками за косяки. Развернувшись резко, подошла к столу, поставила перед ним тарелки с хлебом и криво и толсто нарезанной колбасой и снова попятилась назад, вышла совсем из кухни. Глеб удивленно смотрел ей вслед, пока она не вернулась, уже с телефонной трубкой в руках. Положив ее перед собой на стол, принялась разглядывать упорно, словно не зная, что же такое с ней надо теперь делать.

— Люсь, очнись…Зачем отцу сейчас–то звонить? Вдруг у него операция? Вот придет домой – тогда…

— Да он не придет сюда, Глеб.

— Как это? Что, вообще не придет? Или сегодня только?

— Он от нас ушел.

— Как это – ушел? В каком это смысле? А куда?

— К другой бабе.

Люся говорила четко и отрывисто, не поднимая на него головы. Глядя на это ее смятение, Глеб почувствовал вдруг, как стало ему легче, будто теплым ветром на него повеяло : за него и правда здесь беспокоятся, и по–прежнему его здесь любят, и никто его отсюда не выгонит… Он даже и развеселился немного от Люсиной новости:

— Иди ты! Во дает Андрей Василич! А я всегда его тихоней считал, зайчиком этаким, насквозь интеллигентным…

— Ну вот, как видишь, и заяц себя в одночасье волком почувствовал. Особенно если зайчиха у него – Шурочка, — наконец решилась поднять на него вмиг запавшие глаза Люся.

— Вон оно что… Ну, а как прекрасная Александра это все пережила?

— Да как, как… Сам увидишь. Еще наедет на тебя с этой темой, мало не покажется…

Она посидела еще немного над телефонной трубкой, покачиваясь из стороны в сторону, как маятник. Потом, тряхнув головой, пробормотала тихо себе под нос:

— Так…Куда же я телефон Гришковца домашний записала? Не помню…

— Какого Гришковца?

— Подожди, не сбивай меня, сейчас вспомню…Ага, вот!

Резво соскочив со стула, она быстро умчалась в прихожую, долго шуршала там чем–то, приговаривая: « Вот нищета медицинская хренова, не может себе никак мобильник купить… А вдруг его дома нет? Как я ему позвоню–то? И Гришковцу не позвонишь, у него вчера еще деньги на счете кончились…Ой, нашла…»

— Глеб, я нашла! — примчалась она обратно на кухню, держа в руке клочок какой–то квитанции. — Вот отца телефон теперь домашний… Сейчас позвоним…

Она торопливо набрала номер и долго слушала исходящие из трубки монотонные равнодушные гудки, замерев и отрешенно глядя на Глеба, как будто он не имел ко всему происходящему никакого отношения. Потом радостно вздрогнула и затараторила отчаянно:

— Ой, пап, привет! Как хорошо, что ты к трубке подошел…Пап, я по делу звоню… Я понимаю, что ты рад… Да не прячусь я, перестань! Пап, давай потом, я ж тебе говорю – я по делу! У тебя знакомые в Онкоцентре есть? Нет? Ой, да ничего у меня не случилось. Со мной все в прядке. Это для Глеба… Да, приехал…Папочка, помоги ему, а? Нет, я не знаю… Он просто хочет уточнить диагноз, и все. Лимфосаркома…Что?! Пап, ну ты чего… Да, он рядом…Дальше? А я не знаю, что дальше… Так поможешь? Да, понятно… Пап, тогда завтра утром мы у тебя! Да, я понимаю… Нет, давай без звонка! Мы приедем к тебе утром! Что? История болезни? – она замолчала растерянно, взглянула быстро на Глеба и, увидев, как он торопливо трясет головой, тут же продолжила решительно: — Да, пап, с собой. Ну все, в восемь утра мы у тебя!