— Нет, он в Гадье живёт. Что, испугались?

— Конечно, испугался: с детства милицию боюсь.

— Папа очень строгий, — с любовью сказала она. — Его все слушаются и боятся.

Если дядя Коля дружил с отцом Ольги, значит, имел документы и был личностью известной. Но почему же он так похож на Авегу?! И почему к нему приходит без вести пропавший разведчик Виталий Раздрогин?

— Оля, а вы помните Владимира Ивановича? — решился спросить Русинов.

— Это кто? — Она наморщила лоб.

— Соколов.

— Не знаю, — сказала Ольга. — Не слышала… А кто он?

— В этих краях жил, мой знакомый, — пояснил Русинов. — А Авегу помните?

— Авегу помню! — вдруг с интересом воскликнула она, и у Русинова перед глазами зашатались столбики. — Но вы-то откуда его знаете?

— Видите, оказывается, у нас есть с вами общие знакомые! — не скрывая торжества, произнёс Русинов. Ольга его радость поняла по-своему:

— Это ни о чём не говорит, господин полковник. На вас дурно действуют такие передачи!

Она выключила телевизор: здесь работала всего одна программа. Русинову хотелось немедленно расспросить её об Авеге, но Ольга снова очужела и, по виду, не намеревалась больше вести разговоры. Можно было спугнуть её, а потом уж никогда не поправить отношений. Хотя тот интерес, что возник в её глазах при упоминании Авеги, продолжал существовать.

— В таком случае я пошёл спать! — заявил Русинов. — Кстати, передача очень хорошая. Когда люди встречаются — всегда хорошо. Спокойной ночи!

Он пошёл в свою палатку. От счастья и какого-то мальчишеского азарта хотелось прыгать. Авегу здесь знали! Наконец-то отыскался первый человек, который помнил его! Владимира Ивановича Соколова Ольга не знала, но Авега был ей знаком. Значит, он отсюда, из этих мест. Но почему же никто не откликнулся, когда объявляли на него розыск? Даже Ольгин отец, работник милиции, участковый! К нему-то уж точно попадал плакат с портретом Авеги…

Сначала он забрался в спальный мешок, однако через пять минут ему стало душно и жарко в палатке. Вопросы и мысли распирали сознание, и, несмотря на прошлую бессонную ночь, спать не хотелось. От волнения он выбрался на улицу и закурил. В траве бесконечно трещали кузнечики, разогретые солнцем земля и камни теперь отдавали тепло, вездесущий запах нектара, текущего с пасеки, кружил голову.

Отец Ольги! Вот кто много знает! И крепко молчит, если на него не могла выйти Служба. А Ольга проговорилась случайно, по своей природной откровенности. И возможно, поняла это, поскольку тут же скомкала разговор. Завтра она расскажет всё Петру Григорьевичу, а может, и дяде Коле… Если пчеловод появился здесь двенадцать лет назад, то он не должен знать Авегу, которого задержали в Таганроге ещё в 1975 году. Ольге, поди, и десяти лет не было, но детская память очень цепкая, а сознание образное, потому и помнит. Авега, как и дядя Коля, был вхож в дом Ольгиного отца. Вот бы с кем познакомиться!

Русинов снова забрался в кабину, не включая света, отыскал в бардачке складной нож и срезал растяжки, удерживающие талисман — медвежонка. Нефритовая обезьянка была одним из главных козырей, своеобразным пропуском, опознавательным знаком, способным привлечь к себе внимание тех, кто знал символ этого божка.

В руках Русинова был ключ, которым можно было отпереть пока ещё неведомый замок.

После закрытия Института у Русинова появилось время, чтобы сесть и обдумать всё, что он наработал за эти годы, и как бы выделить из всего теоретического и практического материала основные направления, по которым можно было двигаться дальше. Он уже не мог жить без исследовательской работы: сознание давно сориентировалось на бесконечный поиск, и это считалось своего рода психическим «заболеванием», которым страдают учёные, геологи, альпинисты, спелеологи, аквалангисты и литературные графоманы.

Проникнуть в тайны «сокровищ Вар-Вар» можно было двумя путями: один долгий и кропотливый — через карту «перекрёстков» и раскопки предполагаемых мест, где стояли арийские города, другой обещал более скорый, но сомнительный результат — проследить путь Авеги, отыскать место, откуда он носил соль на реку Ганг, и кто его посылал с этой солью. Русинов по совету Ивана Сергеевича решил отрабатывать оба эти направления и, выбрав время, отправился искать Ларису Андреевну — дочь участника экспедиции двадцать второго года Петухова. Она не пожелала возвращаться в Новгород после эвакуации и, как сообщила Ольга Аркадьевна Шекун, осталась жить на станции Киря в Чувашии. Русинов приехал в посёлок Киря и под видом, что ищет родственницу, начал поиск Ларисы Андреевны. Надежды, что она и сейчас живёт здесь, отпали сразу же, как он побывал в паспортном столе. Мало того, он получил информацию, что человек с таким именем никогда не проживал на территории Алатырского района, куда входил этот посёлок. Через среднюю школу, а потом через районный архив ему удалось выяснить, что эвакуированные работали на заводе, который тоже был эвакуирован с запада, но впоследствии остался в Чувашии навсегда. К счастью, на заводе вели его летопись, и через одного ветерана Русинов нашёл списки рабочих времён войны. Лариса Петухова там значилась, и была отметка, что она эвакуирована из Новгорода. Однако была и другая отметка — выехала в сорок четвёртом году по месту своего постоянного жительства! То есть вернулась в Новгород после его освобождения.

Выходило, что сестра Андрея Петухова, Ольга Аркадьевна, его попросту обманула. Наверняка обманом было и то, что она не поддерживает с племянницей никаких отношений. Русинов хорошо помнил известного в Новгороде детского врача, беседу в прошлый приезд к Ольге Аркадьевне, и этот, возможно, и благородный обман показался ему странным. Русинов выпросил у Ивана Сергеевича телеграфный денежный перевод и, минуя Москву, на своей «Волге» отправился в Новгород.

Ольга Аркадьевна оказалась в доме престарелых: докармливать её было некому. Жила она в небольшой чистенькой комнате с казённой мебелью и, кажется, радовалась своему положению. Поселившись тут, она словно избавилась от всех прошлых предрассудков в отношении своих молодых лет и была намного словоохотливее и откровеннее. Она сразу же узнала Русинова, по-старчески восхищённо начала рассказывать, как ей хорошо стало здесь после одинокого житья в своей квартире. Русинов не торопил её и не задавал вопросов, а лишь направлял разговор к годам эвакуации. Ольга Аркадьевна пустилась в воспоминания и неожиданно призналась:

— Простите меня великодушно, молодой человек. Я тогда сказала вам неправду. Лариса и в самом деле не вернулась в Новгород и на станции Киря не осталась.

Они гуляли по берёзовым аллеям, окружавшим дом престарелых. Ольга Аркадьевна держалась за его руку и опиралась на палочку.

— Где же она? — спросил Русинов. — Я ездил, искал…

— Не найдёте, — заверила она. — И не старайтесь… Я должна открыть вам одну тайну. Но скажите: почему вы интересуетесь Андреем?