Потом их постигла неудача: они лишились своего плота. Он был пришвартован куском тюленьей шкуры, но узел развязался, и плот унесло в море. То была тяжелая утрата, поскольку на камнях окрест поселения уже не осталось моллюсков и плот давал им возможность заниматься собирательством на более отдаленных берегах. Само собой напрашивающимся решением было снова переместить лагерь, но Холдинг не нашел желающих оставить теплую печь в развалинах дома и пойти с ним на поиски другого подходящего места.

«К тому времени все мы снова ослабли, – пишет в свое оправдание Эндрю Смит. – Уже долгое время у нас не было тюленьего мяса, и мы стали настолько немощны, что даже ползать могли с большим трудом».

Таким образом, Роберт Холдинг, такой же самостоятельный, как и прежде, ушел один. Если бы он двинулся на юг, преодолел горы, по пути жег костры, эта история могла бы сложиться совсем по-другому. Учитывая нравственные качества Масгрейва и его подчиненных, можно сказать, что они, узнав о его существовании, несомненно, сделали бы все, что было в их силах, чтобы оказать ему помощь, пусть даже это стоило бы им собственных жизней. Однако им не пришлось подвергать себя столь рискованным испытаниям, потому что Холдинг направился вдоль берега к востоку, а затем стал пробираться на север к северо-западному мысу Порт-Росс.

Девятнадцатого июня, воодушевленный установившейся хорошей погодой, Масгрейв предпринял очередную разведывательную экспедицию. Оставив Энри на хозяйстве в Эпигуайтте, он вместе с Райналем, Аликом и Джорджем взобрался на вершину высокой горы, на которую в одиночку поднимался пять месяцев назад, повторив тот же маршрут, по которому шел 24 января.

Восхождение прошло настолько гладко, что они двинулись дальше, пока не дошли до огромной каменной плиты, которую назвали «могилой великана» за ее внешнее сходство с гробом. Поскольку то была самая высокая часть острова (около восьмисот или даже тысячи футов, согласно измерениям Масгрейва) и воздух в тот день был особенно чист, им был виден весь архипелаг от острова Адамс на юге до острова Эндерби далеко на севере. Как обычно, Масгрейв зарисовал контуры местности и сделал развернутые описания.

«Общая протяженность архипелага, я полагаю, составляет 30–35 миль, а расстояние с запада на восток в самом широком месте – около 15 миль», – записал он.

Высокие обрывистые утесы на далеком северо-западном берегу, там, где, хотя Масгрейв и не знал этого, «Инверколд» прекратил свое существование, производили особенно глубокое впечатление, а на восточном побережье оказалось «множество опасных подводных рифов, над которыми бурно разбивались волны».

Земли, простирающиеся в сторону северо-восточной оконечности острова, казались намного ниже, чем их южный край, и волнистыми гребнями сбегали к глубоко изрезанному побережью.

«Судя по виду той части острова, она, несомненно, кишит тюленями, – писал он, не подозревая, что изучает область, которую в это же время исследовал Роберт Холдинг. – Берега покрыты кустарником и низкорослыми деревьями».

Прямо перед ними раскинулся величественный, но вызывающий трепет ландшафт.

«Узкие ущелья и отвесные обрывы высотой в сотни футов, вглубь которых страшно смотреть». Океан, как всегда, был удручающе пуст, но море тем не менее «услаждало взор своим прекрасным видом». Приятно также было взглянуть на свой дом позади.

«Мы были от него в семи часах ходу», – завершает повествование Масгрейв.

Мороз сковал болота, поэтому идти было легко. На обратном пути они поймали птицу наподобие камышовой курочки и обнаружили деревья с маленькими красными ягодами, имевшими великолепный вкус.

Что еще лучше, они нашли растение, широко распространенное на острове Кэмпбелл, которое, однако, на острове Окленд до тех пор им не встречалось. Речь идет о Pleurophyllum speciosum, как и Stilbocarpa, принадлежащем к группе мегатрав, только еще более внушительном – розетка его рубчатых изумрудно-зеленых листьев достигает двадцати дюймов в поперечнике. Прихватив растение с собой, мужчины дома мелко порубили его и, сварив, убедились, что оно вполне съедобно и может стать желанной и полезной добавкой в суп, который они варили из соленого тюленьего мяса. До сих пор они недолюбливали бульон из тюленины, потому что от него страдали поносом, но Pleurophyllum, обладая закрепляющим свойством, нейтрализовало этот неприятный побочный эффект. Причина, по которой они не находили его поблизости Эпигуайтта, заключалась в том, что дикие свиньи, выпущенные на остров капитаном Бристоу в 1807 году и участниками последующих экспедиций, охотно поедали это растение, почти полностью истребив Pleurophyllum. Даже сейчас Pleurophyllum speciosum на острове Окленд растет в изобилии только кое-где на каменистых участках и на прибрежных скалах.

В последующие несколько дней Масгрейв, еще более приободренный поимкой тюленя и хорошим уловом мидий, стал с надеждой подумывать о весне и долгожданном корабле, высланном для их спасения. Он заговорил об устройстве наблюдательного пункта, опасаясь, что судно может пройти мимо, поскольку на нем не узнают, что они находятся здесь, и 14 июля вместе с Райналем стал обходить на лодке бухту в поисках подходящего места. Однако удача в тот день им не сопутствовала. Мало того что они не смогли найти достаточно близко расположенного от Эпигуайтта удобного места, чтобы можно было регулярно его посещать, так их к тому же застиг встречный ветер.

Сняв с лодки парус, мужчины соорудили из него навес и разожгли костер, но хлынул проливной дождь, а парус был весь в дырах. Как с горькой усмешкой отмечает Масгрейв, «нетрудно понять, мало приятного оказаться в таком положении на 51 градусе южной широты посреди зимы». Средняя температура в тот период времени равнялась 30° по Фаренгейту[21] около полудня, а проливной дождь и порывистый ветер усугубляли ощущение холода. Вдобавок ко всем неприятностям им нечего было есть, так как холодное тюленье мясо и корневища, которые они брали с собой, были съедены еще днем.

К следующему утру неблагоприятный ветер только усилился, а ливень не утихал целый день. К счастью, им удалось подстрелить двух уток.

«Одну мы зажарили, а другую по частям тушили в котелке емкостью в кварту[22], который служил в лодке черпаком», – записал Масгрейв, все более волновавшийся по поводу оставшегося дома хронометра, который нужно было завести, чтобы он не стал. В итоге он решил идти пешком. Райналь не захотел оставаться один, поэтому они вытащили лодку на берег, настолько высоко, насколько смогли, хотя, по мнению Масгрейва, и недостаточно, чтобы обеспечить ее сохранность, после чего отправились в путь.

«Нет нужды подробно останавливаться на трудностях, которые мы испытали, пробираясь по кустарнику и траве под проливным дождем, – пишет Масгрейв. – Достаточно будет сказать, что нам потребовалось шесть часов, чтобы одолеть расстояние в пять миль, и домой мы добрались только через час после того, как стемнело. За это время во рту у нас не было ни крошки, и мы буквально валились с ног от голода и усталости».