Но дом и в самом деле оказался пуст. Само собой, экспертам «беспеки» нашлось с чем поработать, но все это находилось сейчас в фургончике, который сиротливо стоял во дворе.

Осматривать вещдоки мне, само собой, не позволили. Сергеев ходил мрачнее тучи. «Наводить порядок» он поручил своим «хлопцам», а меня отправил в гостиницу, выделив в качестве сопровождающего младшего лейтенанта Пашу Ковтуна.

С Пашкой мы расстались в фойе. За это время он успел мне рассказать, как дойти до рынка и где можно выкупаться, если температура воды в шестнадцать градусов меня не смущает. Говорил он по-русски без малейшего намека на украинский акцент. К тому времени, как мы добрались, почти стемнело. Мой номер находился на третьем этаже. У меня было достаточно времени, чтобы принять душ, переодеться и — при желании — выспаться. Другое дело, что спать мне совершенно не хотелось. Но это сейчас, а до пяти утра еще масса времени. В пять, если ничего не случится, мне надлежало быть на служебном причале Графской пристани, откуда катер доставит меня на борт крейсера «Гордый». Там, на совещании, в присутствии группы Сергеева, «панов беспеков» и офицеров морской разведки, участвующих в антитеррористической операции, мне предстояло услышать много интересного, в том числе и о себе, любимом.

Я открыл номер, поставил сумку и захлопнул за собой дверь. Выключатель находился справа, и мне не нужно было света, чтобы его нащупать. Однако лампочка так и не вспыхнула. И одновременно появилось отвратительное ощущение. Чужой.

Тихариться было уже бесполезно. Кто бы ни ждал меня в номере, он уже знал о моем «присутствии». И если бы ему хотелось меня пришить, я не стоял бы тут и не вглядывался в темноту.

Кто бы ни был этот тип, он подготовился на все сто. И на все сто процентов можно гарантировать, что пришел сюда не с пустыми руками. И даже не скрывал этого: шагнув в комнату, я заметил, как тускло блеснул отсвет раннего уличного фонаря на толстом гладком цилиндре глушителя.

Его владелец сидел, развалясь, в глубоком коротконогом кресле. Он вообще не скрывал своего присутствия — просто не считал нужным совершать лишние, никому не нужные движения и поднимать шум.

Я перевел дух, плавным движением вытащил из кобуры пистолет и сделал еще шаг.

— Ассаляму аллейкум.

Голос был низкий, хрипловатый. Человек говорил очень спокойно, почти лениво, немного растягивая гласные, но это спокойствие я не назвал бы обманчивым. Но гораздо больше меня занимал акцент. Такого мне еще не доводилось слышать. Не азербайджанский, не турецкий… Я сделал мысленную отметку. Если я когда-нибудь услышу этот голос, то узнаю его мгновенно.

— Ля тадтариб ан эй шей.[13]Прысядь на крават. Я нэ хачу убиват тебя. Я пришел с табой гаварить. Халь фахимта?[14]

Я кивнул и послушно присел на край кровати, не выпуская из рук ствол. «Гость» прекрасно знал, что я вооружен.

— О чем ты хочешь поговорить? — спросил я.

— Я хачу гаварыть с твой началник.

— Начальник?

— Никалай Сэргеев. Скажи: я хачу гаварить с ним.

— Ты хочешь сдаться на определенных условиях?

Из темноты раздался негромкий смешок.

— Анта тамзах.[15]Воины Аллаха нэ сдаются.

— Тогда в чем дело?

Он поворочался в кресле, усаживаясь поудобнее.

— Мне нэ нравится то, что ви дэлать утром. Я хачу гаварить про… кейфа юсамма хаза…[16]условия ыгры.

— Тогда зачем тебе Сергеев? — усмехнулся я. — Можешь поговорить со мной. Я ему все передам.

— Я хачу гаварить с Никалай Сэргеевым. Ты — пешка. От твой слов…

— Хорошо, если я пешка…

— Ты его друг, верно? Он будэт тэба слюшать.

— А если нет?

Незнакомец подался вперед и оперся локтями на колени. Его лицо по-прежнему оставалось в тени, однако кое-что я все же заметил. У него была густая, мелко вьющаяся борода.

— Если ты будэш плоха стараться, я прышлю сюда твой жэншина, Свэта. Па почте. Кусочками.

— Ты уверен?

Я постарался добавить в тон максимум скептицизма, но сердце у меня сжалось. Откуда он знает про Светку? Как он сумел ее вычислить? Ведь мы не расписаны! Вопрос, который пару раз обиняком поднимался во время «семейных бесед», пока так и остался открытым. И теперь…

— Нэ пытайса ей званить, — спокойно проговорил «гость». — Или… Сатата ассаф ала хаза. Ты силна пожалэешь.

Надо все-таки понять, чего добивается эта сволочь. И придумать, как спасти Светку.

— Ладно. — Я поудобнее перехватил ствол и чуть поглубже сел на кровати. — Я попробую поговорить с Сергеевым. Но ты уверен, что он согласится? Поверь, с ним много кто хочет встретиться.

— Скажи, его ищет… Минер. Если он сагласытся, я с ним свяжусь. Ин ша-алла нальтакы фильмустакбаль.[17]Пака.

Я едва заметил, как качнулся его ствол. Моя рука пошла вверх, но он оказался быстрее. Раздался хлопок, словно какой-то малолетний хулиган с силой стукнул по надутому полиэтиленовому пакету, и тот лопнул. Что-то кольнуло меня чуть пониже яремной впадины, а в следующий миг десятки ледяных когтей впились мне в грудь, и воздух у меня в легких замерз.

Боль была невыносимой. В глазах потемнело. Я попытался встать, но ноги не слушались, и я повалился на бок. В последний миг, уже проваливаясь в беспамятство, я осознал, что моя рука задела за что-то, торчащее из груди.

Больше всего это напоминало дротик — вроде тех, которыми играют в дартс.

Я провалялся не больше часа. Сознание вернулось сразу, словно я находился под водой, а потом меня с силой вытолкнуло на поверхность. Голова была удивительно ясной, хотя чувствовал я себя так, словно весь этот час меня били ногами.

Само собой, в номере уже никого не было. При попытке слезть с кровати я едва не свалился на пол. Для очистки совести можно было выползти в коридор и осмотреться, но что бы я там увидел? Моего «гостя», мирно беседующего с дежурной по этажу?

Я начал с того, что вытащил из сумки дежурный набор латексных перчаток — «чтоб не сделать отпечаток», как пел в песне про плохой детектив незабвенный Владимир Семенович, — и попытался включить свет.

Вернее, я его включил. Потому что лампочка, которую Минер предусмотрительно подвывернул, теперь была плотно вкручена в патрон.