— Маленький дурень! — выкрикнул Урта.

Один из его утэнов, силач по имени Боллул, отшвырнул правителя назад и хотел было броситься за мальчиками, но я поймал его за локоть и покачал головой.

Я вызвал малую крупицу чар, рыбой проплыл по зачарованным водам и увидел, как Кимон и Колку обнялись и на миг пошли ко дну. Всего на миг, потому что оба парня барахтались что было сил, цепляясь за поводья. Они выплыли на поверхность, уже невидимые в темноте, ударились о дуб, наполовину вывернутый течением из земли, но еще крепко державшийся корнями.

Они еще дышали, жили и полны были яростного стремления выжить.

Незатянувшиеся порезы на подбородках открылись и окрашивали воду кровью.

— Куда? — услышал я задыхающийся голос Колку.

— Обратно к твоей земле, — пропыхтел Кимон. — С моей что-то неладно.

Они так и держались там, противясь стремлению Извилистой оторвать их хрупкие тела от опоры.

А потом появился дуб иного вида. Он сиял собственным светом. Полузатопленный, он кренился от наполнившей его воды, но еще держался на поверхности, пересиливал эту гневную буйную реку, двигаясь против течения, мимо мальчиков. Развернувшись в потоке, он надвинулся на замерших ребят, навис над ними разрисованным носом, отшвырнул их. Кимон задергался, стараясь поймать свисавшие с палубы намокшие веревки. Рядом барахтался Колку. Первый дуб вывернулся из земли и обрушился в реку, Арго же выровнялся, унося с собой две молодые души. Собственные чары направили его к восточному берегу, он вылетел на мель и задрожал под ледяной яростью третьего приступа Нантосвельты, которая обрушила на маленький корабль ревущую пену, но оказалась бессильной оторвать Арго от его пристани.

Думается мне, Кимон никогда так не благоухал. С его волос смыло масло и известь. Ободрало даже рассчитанную на годы краску с тела.

Я заметил, как он взглянул на Колку. Мальчишки смеялись, хохотали от изумления и радости. Они понимали опасность, но не думали о смерти. Щедрый дар неведения: две жизни, уже отмеченные болью потери, рассеченные гордостью, но не тронутые жестоким резцом лет.

Река подняла их, подняла корабль, развернула и понесла дальше. Корабль раскачивался на взбаламученной струе. Его мягкое свечение, внимательные глаза на носу — уже не скорбные, а хитрые и лукавые — исчезли вдали. Корабль на равных сошелся с яростными силами Страны Призраков и быстро развернул киль так, чтобы обуздать течение.

Я покинул реку, чтобы вернуться к обезумевшему от страха и горя Урте.

— Арго благополучно подобрал их, — заверил я его.

— Кораблю конец.

— Нет. Ничего подобного. Ему не будет конца.

— В таких-то водах? Его засосет.

— Только не Арго. Он видывал воды и пострашнее.

Его, казалось, успокоили мои слова, но не надолго. Странный свет освещал его лицо, отражаясь в расширенных от изумления глазах.

Я часто и не без оснований сомневался в своем даре прозрения, но никогда так, как в тот час, когда перед глазами людей, спасавшихся на восточных лесистых склонах, происходило окончательное вторжение Страны Призраков.

Едва Нантосвельта вернулась в старое русло, отрезав владения корнови от мира смертных, как этот клочок земли стал окраиной Царства Теней Героев. Лес обернулся высокой, густой, дремучей чащей, потемнел и зарос. Свет замерцал и стал разгораться на полянах и в узких прогалинах, ведущих в его глубину. Оттуда неслись завывания, лай и клики диких созданий. Вечернее небо затмили стаи ворон, круживших и устремлявшихся к земле подобно коршунам, высматривающим добычу не среди себе подобных, а в рядах отступающего в смятении и страхе войска. Их острые глаза служили тем, кто вторгался во владения Урты.

А река все продолжала подниматься! Как живая, проламываясь сквозь леса на склонах, она норовила схватить нас за пятки, отгоняла выше в горы. Наконец она успокоилась и, обманчиво прекрасная, потекла мощным потоком, серебрясь под луной.

Потом будто солнце загорелось на западе. Леса были залиты огнем. Заунывно завыл вихрь, донося к нам отдаленные звуки мириад человеческих голосов и чуть слышный победный клич, нараставший, подпевавший грохоту коней и колесниц. У нас на глазах лес и пламя обретали форму. Там возникло одно из пристанищ, струившее свет из распахнутой двойной двери. Пристанище Всадников Красных Щитов. Направо и налево, прочесывая глазами реку, мы видели пристанища Иного Мира с уродливо ощерившимися ликами созданий из подземных страшных снов Аверна. Они как будто явились следить за нами.

Я с ужасом ожидал того, что должно было вырваться из распахнутых дверей пристанищ, отделенных рекой от склона, к которому жались мы, потрясенные преображением. Урта бормотал нечто, сперва неразборчивое, но затем, по моему желанию, сделавшееся более отчетливым:

— Мунда… Мунда… Она пропала. Великий Бог, не забирай ее. Только не Мунду, не мой маленький мир…

Боллул был крепким человеком, он собрал десяток утэнов и несколько коритани. Они толпой подступили к правителю, обнажив мечи, но держали их острием вниз.

— У нас есть веревки, Урта. Мы сумеем переправиться через этот мутный ручеек… — Он задиристо махнул мечом в сторону широкой реки. — И захватить силой тот домишко. Что толку сидеть здесь, наслаждаясь зрелищем.

— Ты хоть представляешь, что случилось? — заорал я на воина в надежде предупредить его об опасности.

— Ни малейшего представления, — ответил он. — А разве надо?

— Эта река — Извилистая, как вы ее называете. Она пробила старую плотину, перегородившую ее в старину, и возвратила себе земли, принадлежащие Царству Теней. Ты не сможешь переправиться, пересечь ее могут только Мертвые.

— Только Мертвые?

— Только Мертвые!

— Тогда я умру, но не откажусь от попытки! — рявкнул Боллул, глядя на меня как на шарлатана, каким, без сомнения, меня и считал.

Не все воины доверяли мудрости друидов. Боллул принадлежал к тем, кто верил только собственному рассудку да тому, что говорили им их несовершенные чувства. И, как все подобные люди, не слушался ни того ни другого.

— Спрячь клинок, — мрачно приказал ему Урта, повелевая вложить оружие в ножны.

Воин ожег его взглядом:

— Я следую за вождем, я защищаю вождя, но вождь должен действовать!

Слова разгневанного, закаленного в битвах утэна прозвучали болезненным напоминанием о тех временах, когда дети Урты были много моложе, а крепость Тауровинда пала — всего несколько лет назад. Тогда Боллул с помощью тех же слов вырвал Урту из лап скорби по жене и заставил собраться для боя.

Урта сгреб горсть палой листвы, крепко сжал ее, вглядываясь за реку.

— Действовать будем, когда окончится этот кошмар. Тогда ты будешь мне нужен рядом, Боллул. Эти мертвые листья засыплют наши трупы, когда мы вернем нашу землю.