– Кто-то играет с нами в грязные игры, причем по-крупному.

Макс остановился. Он сел на каменную скамью, наклонился вперед, подперев лицо руками и облокотившись на колени. После минутного молчания он заговорил, глядя перед собой в землю:

– Однажды я снял номер в отеле возле Венис-Бич. Я был счастлив. По-настоящему счастлив, впервые за долгое время. Мне хотелось отдохнуть год-другой, понимаете? Заняться своими делами. Я поступил в Йель, чтобы доставить удовольствие отцу, хотя мне следовало бы знать, что ему ничто не сможет доставить удовольствие… Я считал, что заслужил передышку. Я вырос в Калифорнии, но не представлял, как выглядит доска для серфинга. Я учился день и ночь. И вот впервые у меня не было никаких обязанностей, что мне очень понравилось. В тот же день я накурился и собирался прогуляться по пляжу, постучать на барабанах, но внезапно зазвонил телефон. Мой отец был легок на помине. Я не общался с ним несколько месяцев… Он разочаровался во мне: так он и сказал мне прямо в лицо, когда мы с ним говорили… Но на сей раз он пребывал в эйфории. Заявил, что с ним только что связался наш семейный адвокат из Праги. Чешское правительство объявило нашу семью законными наследниками всех имений Лобковицев. Об этом шла речь уже много лет, но я почему-то и не подозревал, что когда-нибудь такое действительно произойдет… и будет иметь отношение ко мне. А мой отец наконец-то почувствовал себя победителем. Ведь моя мама умерла, когда мне исполнилось три года, и он так и не смог оправиться от трагедии. Поэтому для него это было все равно что вернуть обратно какую-то ее часть… Теперь он смог сделать хоть что-то в ее память. Он заказал нам билеты в Прагу – себе и мне. Казалось бы, я должен ухватиться за открывающуюся возможность, верно? Помириться с отцом, стать достойным наследником рода. Но из-за него я вечно чувствовал себя в полном дерьме, практически всю жизнь. Поэтому я сделал так, чтобы он тоже почувствовал себя в полном дерьме. Я посмотрел в окно на Тихий океан и сказал отцу, что мне наплевать на его проклятые дворцы, и пусть он катится отсюда куда подальше. Но я не думал, что это будет последний наш разговор. На следующее утро мне позвонили из полиции. Отец скоропостижно скончался от сердечного приступа по дороге в аэропорт Лос-Анджелеса.

На глазах Макса выступили слезы. А кем бы он ни был в прошлом, плакал он как аристократ: тихо, без всхлипываний и шмыганий носом. Сара не знала, то ли положить руку ему на плечо, то ли крепко обнять, но понимала – ничто в мире не поможет Максу унять боль и тоскливое одиночество.

Поэтому она подняла к плечу скрипку и принялась играть.

Звук, раздавшийся при первом осторожном касании смычка, потряс Сару. Это была не простенькая деревенская пиликалка, а настоящий инструмент!

Спустя некоторое время ее мысли успокоились, и она целиком ушла в прелюдию к «Фантастической симфонии» Берлиоза. Вступление было лирическим, почти печальным и повествовало о молодом музыканте, который в опиумном видении влюбляется в женщину, недостижимую для него. Незнакомка преследует его в прекрасной мелодии, которая превращается в наваждение, в манию. Затем начинается мистическая тема предчувствия грядущей опасности. Сара всегда считала «Фантастическую симфонию» чересчур экспрессивной, но после сегодняшних событий у нее появилось ощущение, что Берлиоз – это как раз то, что нужно. Она продолжала играть, находя утешение, ободрение, силу и родственный дух в произведении, сочиненном композитором в тысяча восемьсот тридцатом году. Это были всего лишь ноты, значки, нацарапанные на бумаге… мелодии, возникшие в воображения Берлиоза – и вот он протягивает к ней руку, через время, через скрипку… Он словно бы говорил ей – ему-то хорошо известно, что она сейчас чувствует: насколько же странная, пугающая и пьянящая штука – жизнь.

Смежив веки, Сара приближалась к завершению первой части. Страх и возбуждение покинули ее, но внезапно она ощутила, что Макс мягко отбирает у нее скрипку и смычок. Открыв глаза, она поняла, что он пристально смотрит на нее. Он осторожно положил ладонь ей на горло: она услышала биение своего пульса под его большим пальцем. Когда они поцеловались, музыка Берлиоза продолжала играть в ее голове, вплоть до четвертой части – «Шествия на казнь» – и заключительного «Сна в ночь шабаша».

Макс, предположила Сара, мог быть разным, но наверняка в нем таилось что-то криминальное.

Кроме того, он целовался лучше, чем кто-либо другой из тех, чьи губы ей доводилось чувствовать на своих губах.

Обратная поездка в Прагу – ранним утром, на полной скорости, в красном двухместном родстере «Альфа-Ромео» с откидным верхом – доставила Саре гораздо больше удовольствия, чем путешествие в Нела на «Шкоде» в компании Элеоноры. Автомобиль был потрясающий. Макс сказал, что это модель 6C Gran Sport тридцатого года выпуска, на которой его дед в молодости участвовал в гонках. Машина выглядела как новенькая, из-за чего при езде возникало странное ощущение путешествия во времени. Удовольствие могло достичь максимума, если бы на коленях Сары не лежала бесценная скрипка, завернутая в покрывало. В первых лучах солнца Сара смогла как следует рассмотреть инструмент и обнаружила на нем клеймо: «Grancino, anno 1699»[39]. Скрипка стоила целое состояние. И она тоже принадлежала мужчине, сидевшему на водительском сиденье.

Прошлой ночью, невзирая на электричество, сгенерированное во время их поцелуя, Макс показал ей кушетку в комнате, которую назвал «Голубой гостиной», а сам тактично скрылся в недрах замка. Утром, в машине, он был сама деловитость, равно как и она. Макс сказал, что собирается проявить пленку фотоаппарата, а Сара вызвалась нанести визит в Штернбергский дворец, где работал Энди. Она решила проверить, не сможет ли она выяснить что-нибудь полезное. Бесконечную пробку, которой являлся центр Праги, Макс преодолел в своем обычном бесшабашном стиле – Сара лишь крепче прижимала «Гранчино» к груди.

Когда гоночный автомобиль пронесся через ворота Пражского Града, было еще рановато для орды туристов, готовой ринуться на приступ. Внушительная золоченая глыба собора святого Вита казалась брошенной и одинокой.

– Я вынужден вас оставить, – заявил Макс. – У вас есть мой номер?

Он вытащил мобильник, посмотрел на экран и нахмурился.

– Я знаю, это звучит как паранойя, – пробормотал он. – однако мне кажется, что мой телефон прослушивают.

– Кто? Правительство? Или еще кто-то? – Сара выгнула бровь.

– У меня есть враги, – загадочно ответил Макс. – Нам придется делать это по старинке.

– Семафорить флажками?

– Давайте встретимся перед Пороховой башней в четыре часа, – произнес Макс, не принимая Сариного сарказма. – Постарайтесь сделать так, чтобы за вами не следили.

Не успела она придумать достаточно едкий ответ, как Макс уже укатил. Сара не спеша добралась до дворца, где вручила скрипку трепещущему Майлзу – тот приветствовал инструмент, как вновь найденного ребенка.