– Это только начало. Потом будет лучше.

– Лучше будет. Но так хорошо, как раньше, никогда. Врач сказал.

– И что?

– И что?

– У тебя остался твой голос. Твой актерский талант. Твое чувство прекрасного. Даже с плохо действующей рукой ты продолжаешь оставаться человеком, способным на многое. Так почему же ты гробишь себя в этой глуши, превращаясь в унылое говно?

– Потому что там я был никому не нужен даже с действующей рукой, а уж теперь…

– То есть ты сдался?

– Да, – просто ответил он.

– Дурак, – сказала она по-русски.

– Не понимаю…

– Слабак.

– Что?

– Сволочь!

– Мэри, я не…

– Но я все равно тебя люблю!

Эти слова он знал. Она научила его им в самом начале их романа.

– Разлюбишь, – сказал он по-английски.

– Никогда.

– Я не достоин тебя. Уезжай. Забудь меня!

– Уеду. Но только с тобой.

И так решительно она это сказала, что Марлон впервые за время их разговора посмотрел ей прямо в глаза.

– Ты сумасшедшая, – выдавил он.

– Да, – не стала спорить она.

– Неужели я все еще тебе нужен?

– Только ты.

– Хорошо, тогда оставайся со мной здесь. Я никуда не поеду. И если ты уверяешь меня, что для тебя существую только я, то ты будешь счастлива со мной и здесь.

– Я – да. А ты?

Он пожал плечами.

– Нет, не будешь, – убежденно сказала Мэри. – Поэтому я не хочу оставаться. Уедем вместе. Я буду тебе во всем помогать. И, если хочешь, стану твоей правой рукой. Научусь рисовать и играть на гитаре.

– Рисовать – да, может, и научишься! Но играть? У тебя же проблемы со слухом!

– Ну и что? Бетховен, когда оглох, играл на пианино, положив голову на крышку рояля. Я же слышу, пусть и не очень хорошо. И чувствую музыку – твою музыку – сердцем… – Она приложила руку к груди. – Она звучит у меня вот тут… – Мэри положила вторую руку на грудную клетку Марлона. Его сердце билось в том же ритме, что и ее. – Мы все преодолеем, поверь…

И он поверил! Уже вечером они покинули техасский городок и направились в мегаполис, который свел их вместе, – в Нью-Йорк.

Рома шел от вокзала пешком. Он посадил Любовь Михайловну на поезд и теперь возвращался в отель. Время было раннее – половина шестого утра. Ночью он почти не спал. Всего часа полтора покемарил. Но чувствовал себя нормально. Он привык не высыпаться. Мог несколько дней подряд ложиться в два-три часа ночи и вставать в шесть. Потом просто отключал телефоны, вставлял в уши беруши, выпивал стакан ромашкового чая, ложился в кровать и вырубался на полсуток.

От отеля до вокзала на такси они с мамой доехали за десять минут. Значит, пешком идти где-то полчаса. Вместо зарядки, решил Рома, и двинулся в путь.

Город только просыпался. Общественный транспорт еще не работал. Прохожих было мало. Роме попалось всего человек десять. На лавках спали коты да бездомные пьяницы. Дворники лениво шаркали метлами по асфальту. Когда Рома дошел до ночного заведения с пафосным названием «Элит-клуб», из его дверей вывалилась компания хмельной молодежи. Два парня и три девушки с шумом направились к «Макдоналдсу», чтобы попить там капучино, а потом, когда начнут ходить маршрутки, отправиться по домам.

Роме тоже захотелось кофе. А еще поесть чего-нибудь. Он всегда плотно завтракал и сейчас испытывал голод. Есть фастфуд не хотелось, но он был не уверен, что в городе найдется круглосуточное заведение с нормальной кухней. И тут взгляд его наткнулся на вывеску «Кофейня. Работаем 24 часа». Рома решил зайти в нее, что называется, разведать обстановку. Если кофейня окажется забегаловкой, в которой подают пакетированный «Нескафе» и сомнительной свежести бутерброды, он пойдет в «Макдоналдс».

Помещение оказалось маленьким и уютным. На столах клетчатые скатерти. В витрине – пирожные и сложенные горками шоколадные конфеты. Роману понравилась обстановка. А больше – запах. В кафе пахло кофе и свежей выпечкой.

Полная пожилая женщина за стойкой приветливо улыбнулась посетителю и спросила:

– Чего желаете?

– Капучино и… Чем у вас тут так дивно пахнет?

– Блинчиками.

– Отлично. Давайте и их.

– С чем? Есть с джемом, сгущенкой, шоколадной пастой.

Рот Романа наполнился слюной. Он обожал блины со сладкими начинками.

– Попробую все.

– Садитесь, я вас обслужу.

Рома выбрал стол в самом углу. Над ним висел абажур с кистями, похожий на те, что показывают в старых фильмах.

Кофе принесли через минуту. Да не в чашке с блюдцем, а в высокой фарфоровой кружке. Еще через какое-то время поспели и блины. Барменша, она же официантка, а возможно, и повар, поставила перед Ромой дымящуюся тарелку. На ней лежали сложенные конвертиком блины. Их явно не погрели, а только что испекли.

Рома попросил вилку.

– Сынок, да зачем она тебе? Кушай так. Как говорила моя бабушка, женщин, дичь и блины нужно брать в руки.

Роман рассмеялся. Такой поговорки он ни разу не слышал, она показалась ему забавной.

– Неудобно как-то… руками.

– Перед кем тебе неудобно? Тут нет никого. А я, милый, только так блины ем. Иначе никакого удовольствия. Вот тебе салфеточка, кушай.

Он взял блин. Он еще не остыл, и пальцам было горячо. Рома быстро откусил и вернул блин на тарелку. Рот тоже обожгло. Но не настолько, чтобы не ощутить удивительного вкуса.

– Потрясающе, – выдохнул он, прожевав. – Дивный рецепт.

– Бабушкин, – улыбнулась женщина.

– Значит, я угадал, что вы тут и готовите.

– Я здесь все делаю. Это мое кафе. Мне его дочка помогла открыть. У меня еще есть две сестры. Вот мы друг друга и сменяем. В восемь младшая придет. Ну, конечно, днем еще девочка работает – официантка, а вечером посудомойка. А в основном все сами.

– Тяжело, наверное.

– Тяжело ничего не делать на пенсии. Устаешь так, будто весь день вагоны разгружала. – Видя, что Роман, разговаривая с ней, не ест, она спохватилась: – Заболтала я вас, а блины стынут. Ешьте! – И ушла за стойку.

Рома съел все три блина, выпил кофе и решил повторить.

– Обожаю людей с хорошим аппетитом! – расплылась в улыбке хозяйка. – Пять минут подожди… – Она легко перешла на «ты», и это ему даже понравилось. – Кстати, тебя как зовут?

– Рома.

– Меня Лидия. Без отчества. Я не люблю этого.