– Ты, Единородный Царю Небесный, не удали помощи Твоея от нас грешных. На заступление за державу нашу вонми, изми от оружья души наши, избави от супостатов наших, от басурманьих рук пёсьих охрани головы православных. Спаси нас от уст львов, от рог единорож смирение наше. Того бо деля мы под кровь крилу Твоею с жезлом сим прибегаем, да крепостию защищения пресильныя десницы Твоея притяжет себе крепость на покорение всех Заветом Твоим. И да скрючатся под омофором Матери Твоея вси дела и похоть поганых нелюдь. И да погибнет от гнева своего ненавидящий Тя…[16]

Пока Екклесиаст трижды прочёл молитву, над Аркаимом сгустилась непроглядная ночь, только пирамида постепенно начала разгораться изнутри, будто кто-то разжигал там костёр, и свет пламени начал проникать сквозь базальтовые камни, а белая, казавшаяся керамической, плитка разогревалась на глазах и переливалась в сгустившихся сумерках неземным светом. Сиянье было не холодным, как от люминесцентных ламп, но и не горячим, не опаляющим, как от мартеновской печи.

Старец продолжал читать молитвы, но уже на незнакомом языке. Это мелодичное сочетание гласных нельзя было даже назвать обычным земным языком. Скорее всего, в пении старца можно было угадать звук осеннего ветра в засыпающих рощах, журчание вырвавшегося из-подо льда весеннего ручейка, всплески Рождественской снежной бури и даже милое щёлканье июньского соловья. Люди верят, что в потустороннем мире ангелы используют на обед амброзию, а вот как они общаются меж собой, не знает никто. Может, это и есть ангельский язык? Ведь речь Екклисиаста дарит не только радость окружающего пространства, а заставляет уверовать в победу над тёмными силами инфернального мира.

В следующую секунду из ладоней Знатнова вдруг потянулись к пирамиде пара колючих не исчезающих молний. Он скосил глаза. То же самое было с другими участниками таинства. Скорее всего, пирамида впитывала человеческую энергию, как аккумулирующий конденсатор. Но у строения была без сомнения и собственная мощная энергия, иначе как бы пирамида разгорелась изнутри?

Потом молнии внезапно исчезли, так же, как и появились. Екклесиаст продолжал разговор с небом на неземном языке. И, странное дело, Александр Викторович стал понимать речь старца. Разговор шёл не только о бедах этой планеты и населяющих её тварей, но, в основном, о слиянии макрокосмоса с микрокосмосом. О пути человеческого развития, ведущего в тупик, о биологической энергии, добровольно направляемой людьми на уничтожение природы, планеты, а, значит, и себя. Эти проблемы не занимают, к сожалению, умы мудрецов, хотя кое-кто всё-таки пытался подобраться к подобным любопытным вопросам. Только ни у кого ничего не получалось, и люди до сих пор не понимают, зачем живут, для чего тратят ум свой на достижение сытого комфорта. А истина рядом! Но найти, выбрать её должен сам человек без посредников меж ним и Всевышним.

Александр Викторович даже прикрыл глаза, так было удобнее воспринимать пение старца. И тут же перед его глазами стала разворачиваться объемная карта космоса, где Земля выглядела вовсе не голубой планетой, как её до сих пор было принято считать, а кроваво-красным клубком, грозящим гибелью всему космическому пространству.

Сама планета в это время кружилась в космосе против часовой стрелки, что, кажется, было просто-таки невозможно, потому что ход времени по часовой стрелке отмечен самой природой, а не человеком. Но ведь когда-то люди изменили указанному им пути и даже на Пасху вокруг храма совершают крестный ход так же, как вращается сейчас кровавая планета. А ведь у человечества был другой путь! Неужели же ничего нельзя исправить?! Ведь не бывает ничего неисправимого, а приговорив себя к смерти, человечество может потянуть за собой в небыль всю Вселенную.

Это, вероятно, правда, потому что если вспыхнет Третья Мировая, то никак не проскользнёт незамеченной перед остальным космосом. Ведь сам Космос – тоже живой организм, и это Знатнов ощутил каждой клеточкой своего бренного тела. Ощутил ту связь микрокосмоса с макрокосмосом. Не испробовав такое на себе, никогда не поймёшь, что это.

Старцы без сомнения понимали космическую связь и раньше. Но вот Быструшкину со Знатновым почувствовать единство мира, понять, что всё в нём живое, что всё обязано существованию многим другим космическим энергиям, было первое испытание, через которое каждый должен пройти самостоятельно без посредников и указателей, а как сотворённый по образу и подобию Божию. Человек в любых случаях должен оставаться человеком, иначе он просто – прожигатель жизни и не достоин ничего, кроме уничтожения.

В сложившейся ситуации у литератора и археолога получилось самостоятельно выбрать предложенный путь, хотя сомнения захлёстывали обоих. Пришлось отказаться от многих пагубных увлечений, но это были такие мелочи, о которых вспоминать не хотелось. Старцы подняли глаза к небу. То же самое проделали избранные. Все вчетвером увидели вспыхнувший над ними в небе венец из пятиконечных звёзд, а в середине венка образ того же наперсного креста, висящего на груди у Екклесиаста, который возвышался и над пирамидой из черепов предков.

– Сим победиши! – прошептал Александр Викторович.

– Да! Сим победиши! – услышал он чей-то голос.

Но ни один из старцев не произнёс ни слова. Зачем слова – понял Знатнов.

Отныне можно будет общаться без слов. Ведь во время молитвы ты не только жертвуешь Богу свою жизненную энергию, но получаешь ещё большую. Вот какой путь развития был уготован человечеству, и вот что люди потеряли. До сих пор слагаются легенды о потерянном рае, только никто не знает, что это и где его искать.

Меж тем на небе к венцу из пятиконечных звёзд подбиралась ещё одна. Только её вовсе нельзя было назвать звездой. Она смахивала, скорее, на яркую оранжевую искорку, изливающую во все стороны тысячи мелких лучиков. Она, сверкая, как бенгальский огонь, прорвалась в середину венца и столкнулась с крестом. В ту же секунду небо потряс сильнейший удар грома, будто на землю была готова обрушиться страшнейшая летняя гроза.

У Знатнова заложило уши, будто во время купания туда попала вода, и очень хотелось попрыгать на одной ноге, вытряхивая из ушей водяные пробки.

– Душегуб сыграл в ящик, – возник в сознании старческий голос. – Тужтесь, братия, нам ишшо троих на кол посадить надобно. Да всё обстоит к завтрему иль того плоше.

Голос, конечно, принадлежал одному из старцев. Которому? Да не всё ли равно! Важно выстоять до конца в этой удивительной битве, не дрогнуть, не сломаться. О том, что надо устоять Александр Викторович подумал не просто так. Взрыв первого спутника, летающей агрессии, излился на землю вонючим энергетическим дождём. Этого не почувствовали, может быть, многие из населяющих планету живых существ, но таких, как старцы, эта беда никак не могла обойти стороной.

А уж наших четверых и подавно. Несколько минут подряд всех била пронзительная дрожь. После этого нестерпимо захотелось присесть на траву хоть на несколько минут и посидеть ни о чём не думая. Но это желание пришлось подавить, из опасения проиграть битву.