— Жора, объясни. Жора объяснил:

— Раньше здесь было две Бесовки: Малая и Большая. Малую Бесовку затопили, на этом мес­те сейчас водохранилище.

— А почему меня похоронили именно в Ма­лой Бесовке?

— Согласно твоему завещанию, — сказал майор Гвоздь, ловким шелчком послав в пепель­ницу второй окурок.

— Я оставила завещание?!

— Так точно!

Ну и дела! Гафчик завещал похоронить себя в тельняшке; Воробей завещал развеять свой пепел над родной школой; а я, стало быть, завещала похоронить себя в Малой Бесовке… М-да, прямо цепочка из завещаний выстраивается. Я чувство­вала внутренним чутьем, что во мне наклевыва­ется какая-то догадочка, но какая именно — ни­как не могла понять.

— Петр Трофимыч, — деловито заговорила я, — мне надо срочно увидеть свою подводную могилу. Думаю, что после этого я сумею вам объяснить, каким образом я растроилась.

Старый сыщик сразу понял, что к чему.

— У тебя наклевывается какая-то догадочка, да, Эмма?

— Так точно! Но только пока не пойму, какая именно.

—- Жора! — позвал майор.

— Я! — откликнулся капитан.

— Выдай Эмме водолазное снаряжение, пусть осмотрит подводное кладбище.

— Слушаюсь! — козырнул Кипятков.

Итак, я сказала себе: раз, два, три. И нырну­ла. Глубоко-глубоко. И словно бы оказа­лась в небе, как тогда, когда летела на крыльях любви к Острову Очарования. С той лишь разницей, что вместо крыльев за спиной у меня были баллоны, вместо неба вокруг меня разливалась вода, и я не летела, а плыла, и не на виртуальный Остров Очарования, а в затоплен­ную Малую Бесовку, где меня похоронили год назад. Вот в принципе и вся разница.

"Вода, вода, кругом вода…" — вспомнила я старинную песенку. А под водой привольно рас­кинулась Малая Бесовка. Деревня как деревня, кстати сказать, только, что в конюшнях никто не ржал, в свинарниках никто не хрюкал, а в курят­никах никто не кудахтал… Полное безмолвие. Но зато и надоедливых мух не было, какие обычно бывают в обычных деревнях. Вместо мух туда-сюда сновали стайки мелкой рыбешки.

Заработав ластами, я опустилась на самое дно и прямиком поплыла на кладбище. На кладбище, как и положено, стояла кладбищенская тишина. Я без труда нашла свою могилу, она была точь-в-точь как на картине Смертолюбовой. Только по­мимо слова "МУХИНА" на надгробии были еще выбиты даты рождения и смерти: 19.07.58. — 10.09.02. Я призадумалась, да и как тут было не призадуматься — ведь мой-то год рождения дале­ко не пятьдесят восьмой, да и погибла я, если верить майору Гвоздю (а я ему, безусловно, вери­ла) не в две тысячи втором, а год назад. И вот тут-то моя догадочка, которая все это время наклевы­валась, наконец-то проклюнулась. И я четко и яс­но поняла, что никакие это не годы рождения и смерти, а номер телефона — 190758100902.

Я быстренько всплыла на поверхность, доста­ла сотовый и звякнула-брякнула по этому номеру.

— Каннибалов слушает, — ответила мне труб­ка каннибаловским голосом.

Йес!.. Получилось!.. Я же говорила вам пару глав назад, что моя миленькая интуиция никогда меня не подводит. Не подвела и под водой.

— Здрасте, Егор Лукич, — сказала я. — Это Мухина вас беспокоит.

— А, Эмма, здравстуйте, здравствуйте, — за­рокотал он в трубку. — Как поживаете?

Но мне было не до светских разговоров.

— Егор Лукич, — напрямик сказала я, — хо­телось бы получить от вас ответы на кое-какие вопросы.

— Пожалуйста, — легко согласился Канниба­лов. — Задавайте свои вопросы.

— Не по телефону.

— О, даже так. Ну хорошо, тогда встречаемся в баре "В двух шагах от сердца".

— Это который в моем сне?

— Нет, который в Туле.

Пи… пи… пи… пошли короткие гудки. И я тоже пошла. Точнее — поехала. В Тулу.

До Сковороды меня подбросил на своем дран­дулете все тот же акаде… ой, то есть шофер Лихачев, дико обрадовавшийся, что плотоядное об­лако оказалось вовсе не плотоядным. Ну а от Сковороды — тррр-дррр — пару часов автобусом до Яичницы, а от Яичницы — тррр-дррр — пару часов автобусом до Тулы.

И вот я уже входила в бар "В двух шагах от сердца", который ничем не отличался от бара с аналогичным названием в моем прикольном сне № 43. Только что моего сердца в двух шагах не было. Впрочем, как это не было? Было! Оно сту­чало у меня в груди: тук-тук-тук…

Короче, я вошла в бар, села на высокий табу­рет у барной стойки и заказала… нет, не водку (водку я заказываю только во сне), а стакан апельсинового сока. В это время на эстраду вы­шла… нет не японка, а астрономичка — Надежда Львовна Одуванчикова. И запела:

Подари мне прошлогодний снег, И я стану твоей навек…

Ну и так далее.

Я уже ничему не удивлялась, а сидела себе спокойненько у барной стойки, потягивала апель­синовый сок и ждала, как будут дальше разви­ваться события.

События не заставили себя долго ждать. Тут же стали развиваться.

Рядом со мной на соседний табурет опустился Каннибалов.

— Привет, Эмма, — с ходу перешел он на "ты", — небось не терпится узнать, что такое прошлогодний снег?

— Да не особенно, — с притворным равноду­шием ответила я, а сама зорко оглядела зал, отра­жавшийся в зеркальной стене за барной стойкой. Вся банда пришельцев была в сборе. Одуванчикова пела песенку на эстраде, Смертолюбова пила коктеильчик за столиком, за другим столиком усердно молился отец Онуфрий… А за третьим столиком я увидела… карлика Большакова, да, да, того самого, которого я утопила в Ла-Манше. Наши взгляды скрестились, словно шпаги. Мерз­кий карлик мерзко ухмыльнулся и помахал мне свой мерзкой ручонкой.

"Та-а-к, начинается", — поняла я. И действи­тельно — началось! Но только не то, что я думала.

- ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! - раздался вдруг с улицы голос майора Гвоздя, усиленный мегафоном. — БАР ОКРУЖЕН! ВСЕМ ЛЕЧЬ НА ПОЛ! РУКИ НА ЗАТЫЛОК! ЧЕРЕЗ МИНУТУ ОТК­РЫВАЕМ ОГОНЬ! ВРЕМЯ ПОШЛО!..

— Да пошел ты сам… тра-ля-ля-ля-ля, — за­орал в ответ Каннибалов.

Бравый майор, конечно же, не остался в дол­гу, выдав в мегафон трехэтажную тираду:

— А ты… трах-тарарах-тах-тах…

— А ты… — теперь уже не остался в долгу Каннибалов, — трух-турурух-тух-тух…

— А ты… трам-тарарам-бам-бам…

— А ты… дрын-дырырын-дрын-дрын…

Ну и тэ дэ, и тэ пэ. Да уж, велик и могуч рус­ский язык, каких только слов в нем нет.

Короче говоря, перебранка плавно перешла в перестрелку.

БАХ-БАХ-БАХ-БАХ!.. — открыли огонь Канни­балов, Одуванчикова, Смертолюбова, отец Онуф­рий и карлик Большаков.