В ревности больше себялюбия, чем любви. Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.

Терзания ревности — самые мучительные из человеческих терзаний и к тому же менее всего внушающие сочувствие тому, кто их причиняет.

Ревнивая жена порою даже приятна мужу: он хотя бы все время слышит разговоры о предмете своей любви.

Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели, на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.

У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.

Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера.

Слабость характера — это единственный недостаток, который невозможно исправить.

Похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли.

На свете мало недостижимых вещей, будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.

Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самим к чему-то себя принудить.

Истинно мягкими могут быть только люди с твердым характером, у остальных же кажущаяся мягкость — это чаще всего просто слабость, которая легко превращается в озлобленность.

Долговечность наших страстей не более зависит от нас, чем долговечность жизни.

Страсть часто превращает умного человека в глупца, но не менее часто наделяет дураков умом.

Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы. Страсти — это единственные ораторы, доводы которых всегда убедительны, их искусство рождено как бы самой природой и зиждется на непреложных законах. Поэтому человек бесхитростный, но увлеченный страстью, может убедить скорее, чем красноречивый, но равнодушный.

Страстям присущи такая несправедливость и такое своекорыстие, что доверять им опасно и следует их остерегаться даже тогда, когда они кажутся вполне разумными.

Наши страсти часто являются порождением других страстей, прямо им противоположных: скупость порой ведет к расточительности, а расточительность — к скупости, люди нередко стойки по слабости характера и отважны из трусости.

Люди часто похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться.

Ум всегда в дураках у сердца.

Кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр, как ему кажется. Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.

Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце.

Те, кому довелось пережить большие страсти, потом всю жизнь и радуются своему исцелению, и горюют о нем.

Достойно вести себя, когда судьба благоприятствует, труднее, чем когда она враждебна.

Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.

Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.

Приличие — это наименее важный из всех законов общества и наиболее чтимый.

Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.

Наше самолюбие больше страдает, когда порицают наши вкусы, чем когда осуждают наши взгляды.

Люди не только забывают благодеяния и обиды, но даже склонны ненавидеть своих благодетелей и прощать обидчиков. Необходимость отблагодарить за добро и отомстить за зло кажется им рабством, которому они не желают покоряться.

Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подмечать их у ближних.

Если бы нас не одолевала гордость, мы не жаловались бы на гордость других.

Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли, даже роль бескорыстия.

Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.

Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособен к великому.

Ненависть к людям, попавшим в милость, вызвана любовью к этой самой милости.

В повседневной жизни наши недостатки кажутся порою более привлекательными, чем наши достоинства.

Так же легко обмануть себя и не заметить этого, как трудно обмануть другого и не быть изобличенным.

Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.

В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.

Величавость — это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума.

Судьба исправляет такие наши недостатки, каких не мог бы исправить даже разум.

Иные люди отталкивают, невзирая на все их достоинства, а другие привлекают при всех их недостатках.

Скупость дальше от бережливости, чем даже расточительность.

Пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств, благоразумие смешивает их, ослабляет их действие и потом умело пользуется ими как средством против жизненных невзгод.

Только у великих людей бывают великие пороки.

Когда пороки покидают нас, мы стараемся уверить себя, что это мы покинули их.

У человеческих характеров, как и у некоторых зданий, несколько фасадов, причем не все они приятны на вид.

Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.

Чем бы мы ни объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит обманутое своекорыстие или уязвленное тщеславие.

Люди упрямо не соглашаются с самыми здравыми суждениями не по недостатку проницательности, а из-за избытка гордости: они видят, что первые ряды в правом деле разобраны, а последние им не хочется занимать.

Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.

В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое нам дороже всего, что мы дарим.

Гордость часто разжигает в нас зависть, и та же самая гордость нередко помогает нам с ней справиться.

Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.

Слабость характера нередко утешает нас в таких несчастьях, в каких бессилен утешить разум.

Признаваясь в маленьких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.

Зависть еще непримиримее, чем ненависть.

Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.

Мы так нетерпимы к чужому тщеславию, потому что оно уязвляет наше собственное.

Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идем, чтобы его скрыть.

Мы стараемся вменить себе в заслугу те недостатки, которых не желаем исправлять.

Порою из дурных качеств складываются великие таланты. Люди независтливые встречаются еще реже, чем бескорыстные.

Никто так не торопит других, как лентяи: ублажив свою лень, они хотят казаться усердными.

Поистине необычайными достоинствами обладает тот, кто сумел заслужить похвалу своих завистников.

Иные упреки звучат как похвала, зато иные похвалы хуже