Но мисс Примула позеленела, словно трава, и, в отчаянии ломая руки, забормотала:

— Календула! Календула! Ну как ты можешь так говорить? Доктор такой милый, такой преданный своему делу человек! Лучше и добрее его нет на свете! Он больше всех рассердился на меня за ту, как он сказал, «преступную беззаботность», которую я проявила, допустив, чтобы жуткие фрукты спрятали на моем чердаке. Уверяю тебя, он приходит в бешенство от одного упоминания об этих… э… плодах. В молодости, во время великой засухи, он работал день и ночь, пытаясь остановить ее, и…

Однако Календула не случайно была наследницей многих поколений судейских крючкотворов. Она отреагировала с быстротой молнии.

— Великой засухи? Но она разразилась сорок лет назад, задолго до того, как Эндимион Лер появился в Доримаре.

— Ну, да, да, милочка… конечно… ты права… я просто вспомнила слова какого-то другого доктора… от всех этих неприятностей в моей бедной голове все перепуталось, — пробормотала мисс Примула, сотрясаясь всем телом.

Дама Календула поднялась с кресла и несколько мгновений рассматривала свою наставницу прищуренными глазами с достаточно жестокой улыбкой на лице.

А потом сказала:

— До свидания, мисс Примула. Вы предоставили мне весьма интересную информацию для размышлений.

В тот же день господин Натаниэль получил от Люка Хэмпена письмо, которое одновременно озадачило его и встревожило.

Вот что там было написано:

Ваша честь, заберите господина Ранульфа с этой фермы, потому что вдова замышляет недоброе, я в этом не сомневаюсь. Некоторые здесь говорят, что когда-то она убила собственного мужа. Не знаю, что она может иметь против господина Ранульфа, и, если позволите, просто перескажу Вашей чести то, что слышал.

Значит, было это так. Однажды ночью, не знаю, как это получилось, только я не мог заснуть и подумал, что, если я съем кусочек-другой, это может помочь мне, поэтому около полуночи выбрался из своей постели и отправился на кухню, чтобы найти кусок хлеба. Спускаясь по лестнице, я вдруг услышал голоса. Кто-то сказал: «Я боюсь Шантеклеров». Я замер на месте, чтобы послушать. Посмотрел вниз, очаг в кухне почти погас, однако света хватало, чтобы я мог видеть вдову и закутавшегося в плащ человека, который сидел напротив нее, повернувшись спиной к лестнице, так что я не видел его лица. Разговаривали они негромко, и сперва я различал только отдельные слова, однако они все время поминали Шантеклеров, и мужчина сказал что-то вроде того, что Шантеклеров и господина Амброзия Джимолоста нужно держать порознь, потому что господину Амброзию было видение герцога Обри. Несли бы я не знал вдову, того, что она не простая особа, то подумал бы, что вижу двух бедных старых сплетников, заговаривающихся от старости. Но тут мужчина положил свою ладонь на ее колено и сказал: «Я боюсь получить контрприказ. Ты знаешь Шефа и его манеры, он способен в любое мгновение предать своих агентов. Вилли Клок без моего ведома дал фрукт юному Шантеклеру. Но я у же рассказал тебе о том, что они успели сговориться с этим твоим полоумным старым ткачом, и это испугало меня больше всего».

Некоторое время он говорил совсем неслышно, а потом чуть громче сказал: «Те, кто ходит Млечным Путем, часто оставляют следы. Так что пусть идет другой дорогой».

Он поднялся, и я постарался неслышно улизнуть в свою комнату. Обдумывая все, что сумел разобрать, я уже не смог уснуть. Конечно, можно сказать, что все это ерунда, только у меня от нее мурашки по коже бегают, но все это было, а сумасшедшие люди часто не менее опасны, чем мерзавцы, поэтому надеюсь, Вашею честь простит меня за то, что я написал. Буду ждать от вас ответа, а господина Ранульфа заберите отсюда, очень вас прошу.

С надеждой на то, что письмо это попадет к вам так же легко, как и уйдет отсюда, остаюсь смиренным, и покорным слугой Вашей чести

Люк Хэмпен.

Господин Натаниэль хотел немедленно вскочить на коня и галопом поскакать к ферме. Однако сделать это было невозможно. Тем не менее он немедленно отрядил одного из конюхов, приказав ему скакать день и ночь с письмом к Люку Хэмпену, с приказанием немедленно перевезти Ранульфа на ферму возле Лунтравы (деревни, лежавшей примерно в пятнадцати милях к северу от Лебедяни-на-Пестрянке) откуда он уже много лет получал свои сыры.

Затем он сел и попытался найти хоть какой-то смысл в таинственном разговоре, подслушанном Люком.

Амброзий имел видение! Таинственный Шеф! След на Млечном Пути!

Реальность начинала терять четкие очертания и приобретала угрожающий вид.

Придется навести справки об этой вдове. Но разве не была она однажды под судом? И господин Натаниэль решил сей же момент ознакомиться с ее делом.

Он унаследовал от отца отличную законоведческую библиотеку; и книжные полки в его трубочной были уставлены переплетенными в велень и старую телячью кожу томами, содержавшими эдикты, кодексы и материалы процессов. Некоторые из них восходили еще к тем временам, когда книгопечатания в Доримаре еще не было, и потому страницы их покрывали сделанные от руки неразборчивые записи городских писцов.

Прошлое становилось более реальным, давно скончавшиеся писцы приобретали знакомые и дружеские лица, когда, перелистывая желтые пергаментные страницы, господин Натаниэль наталкивался на оставленное далеким предшественником высокопарное или юмористическое замечание, как, скажем: «Если есть время суду, то есть время и обеду!» Или же натыкался на карикатурку на давно забытого даже собственными потомками судью.

Однако несравненное удовольствие господину Натаниэлю даровали уголовные процессы минувших лет. Сухой стиль юридической прозы как нельзя лучше подходил для повествования. И мелкие подробности повседневной жизни, объекты обихода обретали удивительную яркость, когда, подобно алым гераням, просвечивающим сквозь густой осенний туман, выглядывали из серого слога… такие яркие и зачастую связанные с весьма трагическими событиями.

Уже проглядев оглавление, он с величайшим удивлением обнаружил, что дело вдовы Тарабар придется искать среди уголовных процессов. Более того, связанных с убийством.

Но ведь Эндимион Лер заверил его, когда уговаривал отослать Ранульфа на ферму, что речь шла о деле совсем пустяковом: невыплата заработанных денег уволенному слуге.

Действительно, истец, батрак по имени Рой Карп, был уволен покойным фермером Тарабаром. Однако обвинял он вдову в том, что она отравила своего мужа соком ивы.

Тем не менее, ознакомившись с делом, господин Натаниэль обнаружил, что полностью согласен с решением судьи, оправдавшего вдову и сделавшего суровый выговор обвинителю за вынесение на суд подозрений против достойной женщины без достаточно веских оснований — тем более что речь шла о столь серьезном преступлении, как отравление.

Однако письмо Люка не шло у него из головы, и он окончательно лишился покоя, с нетерпением ожидая возвращения посланца.

Вечером он долго сидел у камина в гостиной, в сотый раз гадая, кем мог оказаться таинственный незнакомец в плаще, которого Люк видел со спины.