Выход, который в секретных бумагах города всегда писался с прописной буквы, и в самом деле был выходом, просто выходом из города-крепости. Узким и длинным подземным ходом, сооружение которого много поколений назад стоило жизни сотням рабов-землекопов. Даже не землекопов: ход был пробит кирками через сплошной каменный массив, составлявший толщу скалы. Это была настоящая шахта, а рабы были шахтерами, если бы в то время такое слово существовало.

Именно через него в первые два года осады незаметно выскальзывали особо доверенные офицеры связи. И именно через него пришла ужасная весть, что соседние города, бывшие надежные союзники, получив от Кеоркса очень достойные предложения, не будут оказывать помощь осажденным.

– Через Выход могут уйти максимум десять человек, – непонимающе сказал Агаил. – И то не разом, а растянувшись на сутки. Иначе не выбраться в долину незамеченными. Ты не хуже меня это знаешь.

– Все верно, – признал старик. Он помолчал минуту, уже не понукаемый никем из взволнованных воинов. Они терпеливо ждали, понимая, что еще немного – и тайн больше не останется.

– Хорошо, – наконец решился Дариан. – Сейчас вы услышите все. И, клянусь Всевышним, вам это не понравится. Но другого выхода нет.

В его единственном глазу сверкнула то ли слеза, то ли отблеск факельных огней, которые понемногу уже начали ослабевать.

И старик без паузы продолжил:

– У меня было видение. Все, что сейчас происходит, и то, что произойдет в следующие три дня, – искупление нашего греха. Вы знаете какого. Я не раз говорил об этом… когда еще разговаривал с вами, – после малой паузы добавил он. – Погибнут все горожане. Погибнет город. Останетесь в живых лишь вы – пятнадцать последних. И по одному близкому человеку, которому вы подарите жизнь. Это самая страшная ваша казнь – вы сами выберете того, кому суждено спастись. И, наконец, самое важное. Мне было обещано, – старик даже не стал намекать кем, – что эта жертва станет искупительной.

– Значит, тот парнишка из Маалена действительно был земным воплощением Всевышнего? – спросил один из воинов, Алхид.

– Нет, – ответил Дариан. – Он был проверкой для всех нас.

– И мы ее не прошли, – сказал Алхид.

– И мы ее не прошли, – повторил за ним старик.

Теперь, когда все было сказано, он неожиданно помолодел и даже выглядеть стал сильнее. Все понимали почему: ему предстояла последняя работа. Все понимали, что старик и его бойцы останутся не защищать крепость – это было невозможно, тем более без воды. Они останутся для того, чтобы горожане покинули этот мир без унизительных и страшных мучений.

Осталось только распределить уходящих.

– Вы заберете по близкому человеку и по двое разойдетесь по разным краям. Я скажу куда: в пески пустыни, под зеленые своды влажных лесов, на черные склоны вулкана – всякий из вас получит точное указание. И будете ждать новой проверки, каждое поколение передавая тайну своему первенцу.

– А что делать мне? – тихо спросил Агаил.

У него не было семьи. У него не было друзей.

– Возьмешь ее, – указал старик на рабыню, – и пойдешь в сторону ее родины. Жить будешь рядом с рекой и лесом. Станешь указывать дорогу путешествующим по воде.

– Понял, – склонил голову Агаил в знак согласия.

Всю жизнь он страдал от своего сиротства. А сейчас оказался настоящим счастливчиком, избавленный от страшного креста Выбора.

– Всё, – закончил Дариан. – Уходите. Я выйду позже.

Воины, гремя оружием, молча покинули проклятое место с отравленным источником.

Кеоркс ничего не мог понять.

Еще двенадцать лун назад Игемон сумел дать знать, что принял его великодушное предложение. А ничего не изменилось. Все так же чудовищно метко стреляли лучники с крепостных стен, стремясь попасть стрелой точно в глаз неосторожно приблизившемуся разведчику. Все так же черно-белой молнией вился по ветру длинный узкий вымпел, поднятый правителями города с самого начала осады. И все так же непоколебимо стояли закрытые городские ворота, к которым вела единственная обвивавшая скалу горная дорога.

Ничего не изменилось.

Нет, все-таки изменилось.

Кеоркс непрестанно посылал к стенам все новых и новых разведчиков. Три луны назад их погибло свыше десяти. Две луны назад – семеро. А вчера – только трое.

– Скольких сегодня нашли их стрелы? – спросил он адъютанта.

Тот, отскочив минут на семь для выяснения, быстро вернулся на своей невысокой серой лошади:

– Сегодня убитых нет, великий Кеоркс! Хотя разведчиков было больше обычного.

Внезапно царя осенила догадка.

– Пусть попробуют открыть ворота.

Ворота открылись без затруднений: огромные дубовые бревна, служившие для них запором, были заранее вынуты из своих гнезд.

И вот Кеоркс подъехал к распахнутым вратам.

Никакой засады быть не может – разведчики давно рассеялись по поверженному городу, впрочем, еще не смея начать обычную послезахватную вакханалию. По традиции, его должен встретить Игемон и отдать свой меч.

Кеоркс еще не решил, выполнит он свое обещание или нет. И голову ломать не стоит, небеса сами все подскажут. Может, сделает разбитого полководца наместником. А может, в назидание его согражданам, подвергнет мучительной казни, перед смертью измучив на его глазах детей и близких.

Но Игемона за воротами не было.

И вообще за воротами никого не было.

Понемногу начали возвращаться разведчики.

Вот теперь все стало ясно. Игемон обманул всех, отравив все же напоследок колодец: уже около десятка солдат Кеоркса скончались, попробовав вкусной холодной городской воды.

Кеоркс почувствовал гнев и унижение. Его подло обманули, унизили, выставили на осмеяние потомкам. Ведь он, после без малого трех лет осады, истратив почти всю государственную казну, захватил пустой и отравленный, насквозь мертвый, город.

Трупы лежали везде: мужчины, женщины, дети. Одетые в лучшие одежды, еще красивые, но уже совершенно бесполезные для любого завоевателя.

Воистину дьявольский план: защитники города уничтожали сами себя постепенно, создавая видимость живой крепости.

Уже через три дня войско Кеоркса двинулось в обратный поход.

Среди солдатни шли брожения: после стольких лишений и тягот они не получили ничего. Даже золота в прежде богатом городе не оказалось вовсе. Как будто все унес дьявол. Офицеры тоже были недовольны. Не этого они ждали в конце столь трудной и опасной кампании.

Кеоркс сидел в портшезе, влекомом четырьмя здоровыми черными рабами. Ненавидяще смотрел на удалявшиеся башни покоренного им города. Победа, отнявшая у него лицо. И следовало бы подумать, как дальше жить, без лица.