всего, о чем я даже не знал. Я чувствую себя чужим в моем собственном городе, брожу, как лошадь в шорах.

— Не думаю, что салон Ханзады даст вам те впечатления, какие вы ищете. Самые разные слухи и убийственные политические игры — вас это волнует? Она в таких вещах прекрасно разбирается. У нее целая команда куртизанок, которые выведывают те тайны, что могут свергать с тронов династии и уничтожать состояния.

Дару это ничуть не испугало.

— Уверяю вас, я не испытываю никакого интереса к куртизанкам. Но я бы хотел увидеть квартал Агниванши и послушать музыку. Узнать, как вы в Дэвабаде проводите вечера. Пожалуйста, — повторил он, глядя с нескрываемой мольбой на Джамшида. — Без вас я наверняка выставлю себя дураком.

Если Джамшиду и приходили в голову какие-то другие способы провести время хуже, чем в роли няньки при громадном (и уже подвыпившем) кровавом воине со списком претензий на длину руки, и к тому же в салоне женщины, которая ненавидела Джамшида, то их число было чрезвычайно мало. И все это усугублялось присутствием Мунтадира.

«Но, может быть, Мунтадира там и не будет». После нападения на его брата Мунтадир погрузился в депрессию и ушел в себя. Посетив двор, он уходил в свои покои или в сад гарема, а туда Джамшид не мог попасть без приглашения.

А Дара, казалось, загорелся желанием попасть в салон. Джамшид видел совсем иной портрет прославленного Афшина, чем тот, что воспевали люди. Дара прожил короткую, полную ограничений жизнь в совсем ином мире, а вернулся в мир, в котором был одиноким и сбитым с толку. Джамшид мог взять его послушать музыку, подивиться каким-нибудь новинкам и категорически не допустить, чтобы кто-нибудь заманил Афшина в одну из комнат под танцевальным залом.

— Хорошо, — проворчал Джамшид. — Но только ненадолго.

ВСЕ ПОШЛО НАПЕРЕКОСЯК И САМЫМ ОТВРАТИТЕЛЬНЫМ ОБРАЗОМ.

Джамшид спешил по коридору в сторону лазарета, мысли его метались. Ощущение было такое, будто он всю ночь гонял из одного конца города в другой. Сначала в салон Ханзады с Дарой, где он провел некоторое время этого злополучного вечера. Потом назад домой предупредить отца об очень непристойной — и очень публичной — ссоре Афшина с Мунтадиром. Потом во дворец со всей скоростью, на которую был способен его конь, когда до него дошел совершенно дикий слух, будто Дараявахауш вломился в лазарет и похитил Нари и Ализейда.

«Это невозможно». Да, ссора с Мунтадиром была отвратительна и откровенно пятнала репутации двух человек, о которых Джамшид прежде имел хорошее мнение. Но этого явно было недостаточно, чтобы убедить Дараявахауша совершить нечто столь безрассудное. Он ведь наверняка знал, как легко нарушить и без того шаткий баланс сил в городе, как знал и то, что похищение Бану Нахиды — не говоря уже о младшем сыне Гассана — обрушит королевский гнев на всех дэвов, которых теперь ждет возмездие.

Нет, это наверняка только слух. Так Джамшид говорил себе, пока не добрался до лазарета.

Коридор был битком набит солдатами. Джамшид даже представить себе не мог, что сюда может набиться столько солдат, за массой которых он никак не мог разглядеть, что там происходит. И хотя на службе у Мунтадира Джамшиду не раз приходилось быть единственным дэвом в комнате, и он приобрел богатый опыт в этом отношении, но сейчас, когда он проталкивался через толпу и чувствовал на себе полные ненависти взгляды, кровь стыла у него в жилах. Он не видел ни одного знакомого лица. Эти солдаты были подлинными выпускниками Цитадели.

«Люди Ализейда». А лазарет, в котором их принц дал последний бой, превратился в руины. Вся мебель была переломана, занавеси превращены в лохмотья. Что-то еще дымилось, а одна блестящая каменная колонна была чуть не вся залита кровью.

Джамшид замер; перед покрытой кровью колонной стоял сам Гассан. Рядом с ним стоял Мунтадир, стыдливо опустив голову, но внимание Джамшида больше привлекал Гассан. Король джиннов был одет очень просто — никогда прежде Джамшид не видел его в таких одеждах. Его белая туника сменилась домотканой шейлой, которая любого другого превратила бы в безобидного озабоченного старика.

Но шейла не состарила Гассана, он в этом грубом одеянии выглядел еще более устрашающим и всем своим видом напоминал Джамшиду, что он вовсе не какой-нибудь изнеженный городской король. Он вырос в суровых краях и первый век жизни провел на полях сражений, будучи правой рукой своего печально знаменитого отца. Может быть, он был добрее по отношению к дэвам, чем его предшественник, но при этом поддерживал мир в городе с помощью грубой силы. Больше всего Гассан ненавидел хаос. Любой намек на гражданский бунт он подавлял безжалостной рукой.

А то, что совершил сегодня Дара, далеко перешагнуло за грани намека.

Гассан, словно почувствовав взгляд Джамшида, повернулся в его сторону. Серые глаза короля — зеркальное отражение глаз Мунтадира — оглядели Джамшида с головы до ног, а ярость, бушевавшая в них, чуть не спалила его дотла.

Но потом видимый гнев спал, его сменила отстраненная королевская маска.

— Капитан Прамух. — Это прозвучало так, будто Гассан попытался растягивать звуки, но здесь было не место для всяких принятых при дворе подвохов. В каждом произнесенном голосом Гассана слоге слышался убийственный умысел. — Гость вашего дома сегодня принял несколько очень плохих решений.

При этих словах все годы, проведенные Джамшидом рядом с Мунтадиром, все тщательное воспитание его отцом, все, что он узнал о тактике выживания при дворе, нахлынуло на него теперь. Ему, вероятно, следовало бы упасть сейчас на колени. Извиниться многословно и молить о прощении.

Но, несмотря на все случившееся сегодня, воспоминание об уверенности Дары и явно брошенном им вызове все еще жгло его. Джамшид не станет унижаться перед Гассаном.

Он просто чуть склонил голову и сказал:

— Чем я могу помочь, мой король?

Стоявший рядом с Гассаном Мунтадир стрельнул в Джамшида остерегающим взглядом.

Но король не прореагировал на дерзкую выходку Джамшида, он только еще сильнее поджал губы:

— Ты со времени приезда Афшина занимался тренировками вместе с ним?

— Да.

— Тогда оставайся сегодня ночью рядом с эмиром. Мы встретим их на озере. — Гассан сунул в руки Мунтадира нечто, похожее на окровавленный коврик. — Если твой брат умрет сегодня из-за тебя, ты будешь наказан в этой и в следующей жизни.

Король прошел мимо них обоих, и Мунтадиру пришлось отпрянуть. Он уставился на окровавленный кусок материи, и желудок Джамшида завязался узлом, когда он узнал в руках Мунтадира шапочку, которую Ализейд носил некоторое время назад.

Джамшид откашлялся, во