Бросило в жар, сердце заколотилось. Это же Вадик! Тот самый, с которым мы играли в «Ваху» в том мире! Первым порывом было позвать его, пожать руку, расспросить что и как. Но я остановил себя. Вдруг показалось? Надо проверить, может, мужик просто на него похож.

— Вадик! — окликнул я его, а сам отвернулся, будто обращаюсь к кому-то другому, продолжая за ним следить боковым зрением.

Он как раз склонился над небольшой сосной, вздрогнул, заозирался. Так и есть — Вадик! Тот, да не совсем.

Я замер, парализованный пониманием. Точка бифуркации была лет тридцать назад, а это значит, что все люди, которые жили в том мире, все те, кого я знал, имеют двойников и в этом. Тут есть Аленка, живая и невредимая. Но у нее другая жизнь, возможно, муж и дети. Есть Саша Звягинцев, который наверняка добился большего, чем я в том мире, и он годится мне в отцы. Как сложилась его судьба? Счастлив ли он? Есть ли у него семья?

Мама… Мама в этой реальности может быть жива! Сердце защемило.

Или происходит, как в романе Стивена Кинга, который я читал в детстве: когда кто-то умирает, вскоре погибают и все его двойники? Но я ведь только позавчера умер, Александра можно предупредить, чтобы поостерегся… Или это он умер первым?

Как же найти их? Где искать? Может, он вообще в Москве? Голова пошла кругом. Тем временем Вадик выбрал елку среднего размера и обратился к лесовичку, слегка картавя:

— А скажите, ее недавно с`губили? До Нового года достоит? А то в п`гошлом году все иголки осыпались, сын так г`гаст`гоился.

Точно он, и голос его. Вот только тот Вадик был закоренелым холостяком, тестил компьютерные игрушки, иногда водил в гости женщин — жил по зову сердца. А этот?

Продавец был занят, отсчитывал сдачу бодрому розовощекому пенсионеру в плоской черной кепке, а две девушки уже тянули купюры. Испытывая странное волнение, словно Вадик мог меня разоблачить, я подошел к нему и успокоил:

— На днях срубили. А чтобы она не осыпалась, поставьте ее на балкон и нарядите за несколько дней до праздника, а не прямо сейчас.

— Вчера только привезли, — буркнул лесовичок не оборачиваясь. — И срубили вчера. Как рубят, так сразу и привозят.

Растерянно хлопая ресницами, Вадик протянул мне желтую купюру. Вот теперь точно разоблачат, ведь я местные деньги не видел и в ценах не ориентируюсь.

— Такая полтинник стоит? — уточнил он, слава богу.

Дядя Николай, обернулся, буркнул:

— Да. — А дальше сказал мне: — Возьми деньги.

Я взял. Погладил шершавую бумагу большим пальцем. На аверсе был изображен Богдан Хмельницкий, герб Советского Союза, название банка было написано на русском, мелкими буквами продублировано на украинском, на реверсе изображался памятник основателям Киева.

Лесовичок, не глядя на меня, протянул полтинник сдачи. Прежде чем отдать купюру, я рассмотрел ее: ярко-голубая, с символами Узбекской ССР. Рассеянно кивнув, Вадик взял елку и удалился, я проводил его взглядом, попытался отдать деньги лесовичку, но тот был занят. Пришлось класть их в карман. И еще голубой полтинник, но теперь уже с Киргизской ССР.

Потом пришлось помогать старушке донести елку до автобуса. За старушкой была очень худая женщина в очках, две девушки, парень с ДЦП, а потом я сбился со счета. Выдохнул, только когда продавцы на рынке начали расходиться. Достал смартфон, глянул на экран: 20:33.

— Сколько там натикало? — спросил дядя Николай.

Я ответил, а он достал из объемистой сумки термос, завернутый в серый шерстяной платок. Только собрался налить в красную пластиковую кружку, как подошли покупатели — муж с женой.

Пока дядя Николай ими занимался, я пересчитал прибыль — у меня накопилось к тому моменту двести пятьдесят рублей разными купюрами. На красно-белой бумажной десятке была РСФСР, на зелено-белой двадцатке — Белорусская ССР и Таджикская ССР. И две сотки, одна с Украинской ССР, вторая с Казахской ССР. Похоже, все республики представлены, чтобы никто не ушел обиженным.

Деньги в руках были не бог весть какими, но ведь и меня дядя Николай знать не знает. Все-таки тут как-то проще, люди доверяют друг другу, не видят в каждом встречном желающего обворовать. Поди и ключ от квартиры еще под ковриком прячут, а чтобы наверняка, пишут записки. Я вспомнил, как сам лет в девять оставил в двери маме записку: «Мама, ключ под ковриком. Саша».

При мысли о доме вспомнил, что в общаге правила, и в первый день мне их хорошо бы соблюдать. Только собрался сказать дяде Николаю, что пора мне домой, как из-за спины послышалось:

— Эй, ты, мелкий! Да-да, ты! Разговор есть…

Мелким назвали не меня, а дядю Николая. Судя по тому, как округлились глаза лесовичка и затряслись усы, я понял, что у нас проблемы. Сунул деньги в карман, плавно переместился вперед, едва не затоптав маленькую елочку, очень плавно развернулся.

К нам в гости пожаловали два мужика в одинаковых черных пуховиках, теплых штанах, сапогах и шапках-ушанках. Ну точно двое из ларца, вот только это были не пухлые весельчаки, а угрюмые товарищи, будто бы сошедшие с картин Васи Ложкина.

Один чуть выше и худее, небритый, второй, с толстой арматуриной в руках, шире в плечах, с квадратной челюстью и красными глазами — то ли с недосыпа, то ли от злости.

— Проблемы у тебя, дядя, — проговорил Квадратный, перекладывая арматурину из руки в руку.

— В порошок сотру, твари! — прорычал Длинный.

— Что стряслось, мужики? — спросил я.

«Эмпатия» подсказывала, что эти двое хотят уничтожить лесовичка вместе со всеми елками, а один из них готов прямо сейчас облить все тут бензином и сжечь. Когда люди в таком состоянии, дипломатия может и не сработать, надо быть крайне аккуратным.

Что им нужно? Смотрящий рынка козни строит? Скоро выяснится.

Длинный набычился, плюнул прямо на пушистую елочку и заговорил:

— Слушай сюда, короче! Чо за цена такая — полтос за елку?

— Цена как ц-цена, — заикаясь, проговорил дядя Николай.

Я еле сдержал порыв схватиться за голову. Что ты творишь?! Зачем агришь гопников? Не умеешь общаться — молчи!

Длинный глянул на лесовичка так, что тот осознал свою ошибку, позеленел и замер, как гусеница-палочник, пытающийся слиться с фоном.

Н-да, читал, что в стрессовой ситуации у человека три реакции: бей, беги, притворись мертвым. Дядя Николай практиковал последнее. Социофобия у человека, бывает. Вот еще одно подтверждение тому, что лесник не должен работать продавцом, у него другие задачи. Только я собрался выяснять, из-за чего наезд, как лесовичок заблеял: