Футболисты не просто числятся там, но и реально работают в милиции, правда не все. «Звезд», как рассказал Леший, которых переманивают из других команд зарплатами, званиями и квартирами с машинами, реально служить в милиции никто не заставляет, лишь бы играли хорошо. Так вот, они пока в отпуске, но уже в первых числах января возобновят тренировки.

— Платят им там хорошо, — сказал Леший. — Потому что наш Шуйский вечно толкается во всем с Дороничевым, а в футболе особенно.

— Дороничев это кто?

— Секретарь обкома соседней области, Ивановской в смысле. — Он переглянулся с Цыганом. — Ну ты даешь, Саня, Дороничева не знать!

— Он не отсюда, — пояснил Тоха. — Такие дела, Саня. Возьмут в «Динамо», не забывай нас, лады?

— Лады, — сказал я, решив, что как только разберусь с работой и жильем, обязательно загляну в «Динамо».

Попрощавшись с парнями, я пошел изучать мир дальше. Попробую себя в футболе, а если не возьмут, запишусь на бокс. Буду бить морды на ринге — занятие не такое интересное, зато в жизни может пригодиться. Мне тоже, понятно, будут пытаться начистить физиономию, но с моей реакцией пусть попробуют. Хе-хе.

Смеркалось. Зажглись фонари, гирлянды на деревьях и светящиеся зайцы, снежинки, снегурочки, коими были украшены тротуары возле магазинов. Практически у каждой торговой точки — наряженная искусственная елочка. Что примечательно, никто не воровал игрушки и не хулиганил. То ли удалось пробудить сознательность граждан, то ли дело в солидных штрафах и камерах на каждом доме.

Праздничное настроение расправляло крылья за спиной. Я не просто шел — летел, от восторга не хватало воздуха, и казалось, что мне открыты все двери. Проблемы виделись мелкими и далекими. Ну подумаешь, обуться не во что, зато посмотри, какие перспективы!

— Саня, погоди! — окликнули меня сзади.

Обернувшись, я увидел бегущего Тоху. Парень увязался за мной, наверное, почуяв во мне уверенность и надеясь, что и ему немного перепадет. Как и в любое время, дети и подростки стараются прибиться к ребятам постарше и гордятся дружбой с ними.

Я дождался его. Приблизившись, он замедлился и, сунув руки в широкие карманы необъятных штанов и накинув капюшон, потопал рядом. У него была не просто походка — подростковый походняк, когда все части тела движутся отдельно друг от друга.

Не доходя до магазинчиков, окружающих рынок и служащих своего рода ограждением, я остановился и проговорил:

— Слышь, Тоха, ты случайно не знаешь, где можно подшабашить? Может, грузчик кому нужен?

Он поджал губы и задумчиво поскреб в затылке:

— Тебе на постоянку?

— На несколько дней. — Я посмотрел на свои туфли. — Может, на рынке нужен грузчик?

Тоха криво усмехнулся:

— Рынок Достоевский держит, там все схвачено.

Вспомнив, каково полное название рынка, я удивился:

— Погоди, какой Достоевский? Он же вроде имени товарища Сергея Антонова? Кто держит?

— Рынок и рынок, — поджал плечами Тоха. — Не в курсе про Антонова. А Достоевский — это азер, который рынком рулит. Держит, то бишь.

— А чего Достоевский? Бабку зарубил?

Мой юный приятель запрокинул голову и залился хохотом, но не над моим, признаю, туповатым юмором, а над безграмотностью:

— А-ха-ха! Скажешь тоже, бабку! Старуху-процентщицу Раскольников хлопнул! А Достоевский об этом написал! А-ха-ха!

Смеялся он искренне, но беззлобно, а я смотрел на него и думал, что литературу в местных школах преподают, очевидно, хорошо.

— Хотя, знаешь, — задумчиво произнес Тоха, успокоившись, — может, и было такое. Мутный он.

— Достоевский ваш?

— Ну да. Его из-за имени так зовут. Он типа Али, но на самом деле его зовут Достали. Достали Мансурович Халилов. Так вот без его ведома никто шагу ступить не может.

— Он начальник рынка? — спросил я.

— Да какой там. Начальник там вообще сожиха. Он типа местный авторитет.

— Хм… Может, это глупый вопрос, но кто такие сожихи? — спросил я, решив, что лучше сейчас показаться идиотом, чем в более неудачный момент.

И снова он расхохотался, причем так буйно, как будто попал на передачу «Аншлаг», начал стучать себе по коленкам.

— Ты из какой дыры к нам приехал, Саня? Сожиха — это советская одинокая женщина. Сом — советский одинокий мужик. Слыхал поговорку, что сожихе нужен сом или… — Он назвал грязное слово, — а сому — сожиха?

— Не-а.

— Ты что, с луны свалился?

— С гусеницы.

— А-ха-ха!

Глядя на него, я и сам заулыбался. С возрастом многие теряют способность так искренне проявлять эмоции. Я вспомнил себя-школьника и своих приятелей — мы были такими же дурносмехами.

Успокоившись, Тоха продолжил:

— В грузчиках у него бывшие зэки, за еду пашут. И все ему за место платят мимо кассы.

Вот тебе и коррупция в мире Полдня.

— А куда менты смотрят? — возмутился я.

— Ну ты точно с гусеницы. Достоевский не беспредельничает, оказывает услуги ментам, стучит — они и позволяют ему э… ну, это. Ты понял. Работать.

Все то же самое. Чуть подворовывать можно, беспредельничать — нельзя. Или можно, но тихо. И если бить по почкам — то так, чтобы следов не оставалось. Если об отношениях Достоевского с ментами в курсе даже дети, неужели Ирина Тимуровна ничего не знает? Или закрывает глаза?

— Хотя… — Тоха глубоко задумался, словно решая, говорить или нет. — Короче… Там у меня дядька с женой работают. На елках. Может, им в команду кто нужен.

Я тоже задумался. И в моем мире почти все рынки держат азербайджанцы, даже в Турции они есть. Недалеко от моего дома фруктами торговал Самир, вроде нормальный парень, улыбчивый, как-то в гости меня позвал, чаем напоил. С ними легко договориться, если по-человечески.

Перед Новым годом покупательная способность населения растет, нагрузка на продавцов и грузчиков — тоже. Им хочется расслабиться, а расслабиться проще всего, на пробку наступив. А некоторые уж если наступают, то падают. Так что шанс подработать есть.

— Откуда ты так много знаешь? — поинтересовался я.

Тоха приосанился, самодовольно ухмыльнулся и ответил с гордостью:

— Я много чего знаю. У меня батя милиционер, а мама — продавщица.

В огромные арочные ворота рынка двумя потоками текли люди, словно муравьи, разнюхавшие, где рассыпали сахар. В основном женщины с авоськами, сумками и бумажными пакетами. Целлофановых было исчезающе мало. Интересно, их стирают, как в девяностые? Или они были в обиходе, но их заменили более экологичной альтернативой?