— …Но нас могут засечь, — говорил Мо.

— Мо! А что будет, если нас засекут?

Чонг Ли изо всех сил прислушивался к разговору. Нагнулся, чтобы рассмотреть лица. Нет, лиц все-таки не видно. Едва удерживаясь на ветке, он полез в карман ветровки.

Мо усмехнулся:

— Если нас засекут, мы сразу забудем про деньги. Они нам тут же станут не нужны…

В следующее мгновение Чонг, пытаясь что-то вытащить из кармана, едва не потерял равновесие, зашелестел веткой, но двое внизу ничего не заметили. По улице по-прежнему шли люди, но никто не обращал на него внимания… Но вот маленькая девочка задрала голову и стала восторженно тыкать в него пальцем:

— Ба! Ба!

Китайцы не обратили на это внимания, а бабушка, которая держала ее за руку, рассердилась и потащила дальше.

Чонг Ли наконец нашел, что искал. Это был маленький яркий пластмассовый предмет, перевязанный ленточкой. Он зубами сорвал блестящую ленточку и держал ее во рту, прикусив за край, как дикий зверь — какое-нибудь насекомое или птичку. Это тени для век, а в крышке имелось зеркальце. Чонг Ли направил его вниз, на зеркало заднего вида машины, припаркованной возле дерева. Теперь ему были видны лица двоих, стоящих поддеревом. Когда в зеркале появился Мо Яньпу, на лице Чонг Ли отразилось недоумение. А когда он повернул зеркало и ему стал виден Ши Хуань, Чонг Ли от удивления едва не выронил пластмассовую коробочку.

Арестанты спали. Спали беспокойно: кто-то бормотал во сне, кто-то покашливал, ворочался, храпел. Турецкий лежал на спине, глаза закрыты, дыхание ровное.

Кулек приподнялся на своих нарах, прислушался, сквозь темноту попытался разглядеть, спит ли Турецкий, — кажется, спит. Бесшумной тенью Кулек спрыгнул со своего места, подкрался к Турецкому, в руке у него была подушка. Около койки Турецкого на мгновение он остановился, огляделся: все спокойно, если кто-то и видел его маневр, то мешать ему не собирался. Турецкий не шевелился. Кулек обеими руками прижал подушку к его лицу, а корпусом постарался обездвижить руки и ноги…

Спустя несколько секунд храп, бормотание и кашель стихли. Камера, проснувшись, ждала, затаив дыхание, уже все понимали, что происходит, но никто не вмешивался. Слышно было только натужное сопение Кулька… Потом раздался стук тела об пол.

Вспыхнул свет — несколько человек щелкнули зажигалками.

Турецкий лежал на своих нарах — на голом матрасе. Под нарами извивался и брызгал слюной связанный простыней Кулек:

— Ну все, сука! Тебе не жить!

Не поднимаясь со своего места, Кардан властно сказал:

— Замолчи, дурак.

Кулек еще что-то бурчал, но уже себе под нос.

— Развяжите его.

К кому обращался Кардан — было непонятно. Кардан посмотрел на Турецкого. Турецкий не двинулся с места.

— Степан!

Степан освободил Кулька. Кулек вскочил и снова рванулся к Турецкому.

— Кулек! — рявкнул Кардан.

Кулек, сплюнув под ноги, ушел на свое место. Но ненавидящий взгляд, брошенный на прощание в сторону Турецкого, однозначно свидетельствовал: такого унижения он не простит.

Этой ночью Турецкий, вполне естественно, больше не спал. А через пару часов после происшествия его поманил к себе хмурый Кардан. Разговор вышел серьезный.

— Ты врага себе нажил, — сказал Кардан. — Это уже не шутки.

Турецкий усмехнулся, хотя на самом деле ему было не до смеха:

— Предпочитаю иметь их перед глазами…

Фраза была двусмысленной: Турецкий говорил и о тех проблемах, которые привели его в тюрьму, — проблемах, ему самому еще неведомых. Действительно, неплохо бы их, наконец, прояснить…

Но Кардан молчал, шутку не оценил.

— Или, по-твоему, нужно было деликатно позволить себя задушить? — Турецкий поднял глаза наверх — в сторону Кулька. — Кардан, по твоим воровским законам мочить меня не за что, сам знаешь.

Кардан был недоволен и таким ответом, и всей ситуацией в целом — она, похоже, выходила из-под контроля. Что и немудрено — бывший следак в камере. А следак тут все равно что мент. А менты бывшими не бывают.

— Кулек тебя не за что-то убивал и не по чьему-то приказу. Он больной. Наркоман, понимаешь? Ему любой мент — враг, правильный он или ссученный. Но под шконку Кулька засунув, ты его унизил. А унижение здесь хуже смерти.

Турецкий пожал плечами, дескать, что уж теперь? Но Кардану казалось, что тот не осознает серьезность ситуации.

— Хочешь ты того или нет, но ментовской уклад остался за дверью, а тут тебе жить придется по нашим, воровским законам.

— А иначе?

— А иначе — не жить…

Помолчали. Потом Кардан сказал:

— Расклад простой: ты ведешь себя достойно, уважаешь традиции… И к тебе будут относиться достойно. Это я обещаю. Взял в толк?

Турецкий молча кивнул. Кардан спросил с любопытством:

— Кстати, откуда знал, как меня называть? В камеру зашел сразу — Кардан… Только не ври, что вертухай надоумил, — не поверю.

— Говорю же, в прокуратуре я работал. Про тебя и твоих коллег… — Турецкий показал рукой повыше головы, — информирован. Знаю, например, что ты не просто авторитет, а настоящий вор в законе, — спокойно сказал он. Спокойствие спокойствием, но на самом деле это был вызов.

Кардан внимательно посмотрел на него, но отвечать не стал.

Турецкий в самом деле был неплохо информирован. Между авторитетом и вором в законе есть различие. Кто, кто, а бывший следователь Генпрокуратуры хорошо знал, что, по официальной статистике, существует около 20 000 лидеров преступных группировок, в то время как количество воров в законе не больше 400. Причем обычно это люди немолодые, под стать тому же Кардану. До недавнего времени имелась пропорциональная связь между временем отсидки и уровнем уважения в преступном обществе. Но теперь это правило сохранялось только среди русских воров, точнее, среди славянских. С соответствующей суммой денег грузин, например, мог избежать тюремного заключения и пользоваться уважением среди воров. Так что вполне можно было найти 20-летнего грузинского вора в законе, но было трудно найти того же самого среди русских.

…Под утро Турецкий все-таки заснул — ночка выдалась насыщенная. Но поспать довелось недолго. Раздался металлический лязг, и в камеру вошел пожилой контролер.

— Турецкий, на выход.

Никакой реакции.

— Турецкий?!

Ближайший сокамерник растормошил Александра Борисовича. Турецкий продрал глаза, не сразу вспомнив, где находится. Сел на койке.

— Шевелись!

…За дверью камеры он стоял лицом к стене, руки — за спиной, пока контролер запирал дверь. Закончив, тронул Турецкого за плечо.