О-Суги растерянно глядела на Матахатиро.

— Я еще приду к тебе. Если увидишь того ронина, сообщи мне. Откуда появился, куда ушел. Буду очень признателен.

Расставшись с О-Суги, под пронизывающим ветром Матахатиро шел через мост.

«Все-таки была причина», — думал Матахатиро. О-Саки так и не смогла вспомнить тот случай, но, по рассказу О-Суги, человек, преследовавший девушку, был одним из тех двух самураев, которых они встретили у ворот храма Эко-ин. Плетясь у них в хвосте, О-Саки услышала что-то из их разговора. И, видимо, это что-то до такой степени не предназначалось для чужих ушей, что, осознав свой промах, эти люди вынуждены были О-Саки убить.

«Интересно, кто такой Оиси?»

О-Саки услышала, что некий человек по имени Оиси приезжает в Эдо. Но это ей вряд ли о чем-то могло сказать. Скорее всего, мужчины, продолжая беседу, наговорили еще много чего, однако слышала ли это О-Саки, никто уже не узнает. Судя по всему, самураям показалось, что увязавшаяся за ними «ночная пташка» все-таки услышала лишнее, и потому они решились на крайний шаг.

Вот бы спросить у самой О-Саки, о чем они говорили, думал Матахатиро. Тогда было бы ясно, с какой стороны распутывать этот клубок. Но как у нее спросишь… О-Саки, сирота без роду-племени, уже обрела вечный покой в дальнем уголке кладбища при храме Дзюсё-ин.

5

Матахатиро медленно брел по вечернему кварталу Хондзё. Время приближалось к часу Собаки. Квартал почти полностью состоял из самурайских усадеб. Вокруг было пустынно, если не считать редких прохожих с бумажными фонарями в руках.

На низком небе висела полная луна, поэтому шагать было нетрудно и без фонарика. Тусклый свет разливался по дороге, выхватывая стоящие по обеим сторонам усадьбы.

«Как там сейчас Хосоя, — внезапно подумалось Матахатиро. — Он говорил, что нанялся в усадьбу к хатамото, так что это наверняка где-то здесь поблизости».

После той попойки в квартале Хасимото, Матахатиро ни разу не встречался с Хосоей. Да что там встречаться — он и вспоминать-то о нем не хотел, несмотря на то, что прошло уже десять дней. Про себя Матахатиро считал, что именно из-за этого пьяницы он потерял О-Саки. Если бы этот кретин Хосоя не удерживал его всякий раз, когда он собирался уходить, О-Саки можно было спасти. Так думал Матахатиро, разрываясь между злостью к Хосое и жалостью к погибшей «ночной пташке».

Матахатиро постарался забыть о Хосое. По прошествии десяти дней он не знал даже, по-прежнему ли тот служит в усадьбе у хатамото. Тогда в кабаке Матахатиро предостерег его от сомнительной работы, с которой надо бы бежать, пока не поздно. Но внял ли Хосоя этому предостережению — неизвестно.

Один раз Матахатиро уже приходилось по рекомендации Китидзо работать телохранителем у человека, имени которого он не знал. Секретность, окружавшая истинное лицо работодателя, доставляла мало удовольствия, но жалование при этом платили поистине сумасшедшее. После того, как Матахатиро и еще четыре нанятых ронина провели несколько дней в неизвестной усадьбе, их отправили сопровождать паланкин в провинцию Сосю.[49]Однако, почти прибыв на место, они подверглись нападению отряда самураев и вынуждены были спешно ретироваться в Эдо. Так незаметно для самого себя Матахатиро ввязался во внутренние распри в клане одного весьма высокопоставленного хатамото. А когда он пристал с расспросами к Китидзо, выяснилось, что в этом конфликте Матахатиро и другие ронины к тому же еще и действовали на стороне самых отъявленных негодяев.

После этого случая Матахатиро зарекся брать работу, если ему отказывались сообщить, кого конкретно предстоит охранять. Он считал, что одинокий мужчина может обеспечить себе еду, одежду и ночлег, не марая рук участием в разных темных делишках.

Правда, жизнь показала, что люди, занятые ремеслом телохранителя или еще чем-то подобным, рискуют в один прекрасный день и вовсе остаться без пропитания. Даже посредник Китидзо, уж на что, в общем, деликатный человек, и то, осознавая силу обстоятельств, порой с невозмутимым видом пытался склонить Матахатиро взять какую-нибудь подозрительную работенку. Хотя с Китидзо-то как раз все ясно — он с любого работодателя берет хорошие комиссионные. А за сомнительное дело — и комиссионные соответствующие.

Работа, на которую взяли Хосою, показалась Матахатиро чем-то похожей на ту, что впутала его в злосчастные внутриклановые распри, поэтому сам он от нее решительно отказался. Последствия этого шага оказались весьма печальными — в результате Матахатиро стал телохранителем уличной проститутки.

В семье Хосои в начале осени было прибавление, и теперь он кормил уже шестерых детей. Поэтому Матахатиро был почти уверен, что, несмотря на все его предостережения, Хосоя вряд ли легко откажется от места, где не только хорошо платят, но еще и щедро угощают его любимым сакэ. Так что вполне вероятно, что Хосоя сейчас сидел в дальней комнате какой-нибудь из окрестных усадеб и, раскрасневшись от возбуждения, хвастался своими похождениями перед другими самураями.

Живо представив себе эту картину, Матахатиро снова ощутил всю убогость своих скитаний по ночному городу в поисках какого-то ронина, которого, скорее всего, ему так и не суждено будет найти, и из-за этого еще противнее было думать о Хосое, который, должно быть, в этот самый момент во весь голос несет какую-нибудь чушь, сверкая своей пунцовой, как у обезьяны, рожей.

В дневное время Матахатиро подрядился работать на строительстве одного храма в Асакуса. Это была тяжелая физическая работа. А с наступлением вечера он слонялся по кварталам, окружающим Хигаси-Рёгоку, пытаясь высмотреть ронина, который убил О-Саки. В свою каморку в доходном доме за храмом Дзюсё-ин он возвращался только к часу Свиньи. Едва переступив через порог, он тут же падал от усталости и до самого утра спал мертвым сном.

Иногда он думал: «Повстречайся мне сейчас наемный убийца, одолеть меня будет проще простого». Тем не менее, ему не хотелось бросать поиски ронина на полпути. Чувство вины за смерть О-Саки занозой сидело в сердце. Не прошло и нескольких дней, как в ее комнату въехал молодой ремесленник с женой, но это только добавило Матахатиро душевной боли. Краткость земного существования женщины по имени О-Саки вызывала у него острую жалость. Это чувство становилось еще более тягостным при воспоминании о той единственной ночи, бросившей их в объятия друг к другу.

Возвращаясь домой в конце дня, Матахатиро первым делом переодевался, снова превращаясь из чернорабочего в ронина, и после этого шел через мост в Хигаси-Рёгоку. Район поисков он выбрал отчасти по наитию, и отчасти потому, что убийца очень хорошо знал все тропки, по которым ходят здешние «ночные пташки», иначе он не смог бы так быстро обнаружить О-Саки после того, как она перешла из Хигаси-Рёгоку на Ивовое Поле.

О-Суги и ее подружки на расспросы Матахатиро в один голос утверждали, что никакие ронины не спрашивали их, где найти О-Саки, и сами они тоже никому об этом не рассказывали. Это означало, что убийца О-Саки скорее всего жил здесь же, в Хондзё, и был неплохо осведомлен об излюбленных местах работы уличных проституток.