* * *

Вид у Насти был усталый – тени под глазами, голос – короче, все признаки. Как она рассказала, летали сегодня весь день, только заправляться садились. В общем, и понятно: большинство заданий город дает, и он же платит по выполнении, так что сотрудники углегорского аэродрома сегодня деньги зарабатывали – хороший день год кормит, как говорится.

С этой точки зрения день у нас с Федькой тоже удачный вышел: размякший от покупки «тазика» Рома вписал в акт самую высокую возможную цену, а товар был принят весь – и грузовик, и аккумуляторы, и запчасти, несколько ящиков которых мы тоже успели загрузить. Если уж возвращаться к мечте залечь в спячку до весны, то с финансовой стороны она была более чем реальна. Другое дело, что со всех других сторон она так мечтой и оставалась.

А вот что касается остального… там все сложнее. Настя, выслушав рассказ о наших похождениях за сегодня, предложила на Пашу просто заявить. Пойти «куда следует» и там заявление написать. Пришлось отговаривать: все равно никаких прямых доказательств нет, только косвенные, да и непонятно, кто за Пашей вообще стоять может. Если брать ту действительность, из которой я сюда провалился, то правильный сотрудник правильного ведомства мог вообще что угодно творить, свои бы всегда прикрыли: «с Дону выдачи нет». В Настиной же действительности, с ее слов, было все не так, но мне как-то не верилось в то, что в России что-то подобное быть может, пусть даже и в параллельной. Непривычно это как-то, совсем на фантастику похоже.

– Просто осторожней с ним пока надо, – объяснял я ей унылую реальность. – И наедине желательно не оставаться, но так ничего не показывать. Присмотримся. И когда разберемся…

– Что тогда?

– Тогда и видно будет, – уклонился я от прямого ответа. – Все возможно.

– Что именно возможно? – уточнила она. – Возможно, например, что он с этим так и дальше здравствовать будет?

– Нет, это невозможно. Здравствовать он если и будет, то очень недолго.

Это я сказал вполне твердо, потому что уже и сам решил, что если Пашу сдать кому-то, кто его повесит за все художества, не получится, то я как бы и сам смогу справиться с ситуацией, «в ручном режиме». Скажу даже больше: я бы предпочел решить эту проблему сам, а не ожидать правосудия, в которое не очень верилось. Но дальше видно будет – надо пока успеть получить максимум информации. «Пока» – это в смысле до тех пор, пока или наш противник, кто бы он ни был, не хватится, не обнаружит, что мы копаемся в той куче, где все скелеты захоронены, или начальство не начнет палки в колеса ставить. Почему? Да потому что такова природа начальства «отечественной системы»: ни за что хорошее оно никогда не впишется.

– Настя, еще… – окликнул я ее. – Одна не ходи. Вообще. Только с кем-то всегда, из своих, или на безопасной территории, хорошо?

Она лишь кивнула – как мне показалось, не слишком серьезно.

– Золотая, я не шучу. У меня насчет этой истории предчувствия плохие. Или надо от всего, что мы с тобой задумали, отказываться и жить здесь.

– Нет, отказываться не будем, – повернулась она ко мне, выглянув из крошечной кухоньки. – Я тебя слышала, хорошо, буду осторожной. Здесь безопасно?

Она постучала по косяку двери, подразумевая квартиру, в который мы находимся.

– До тех пор, пока ты настороже. С этих пор любой стук в дверь – уже угроза, понимаешь? Мы ведь даже не знаем, кому на мозоль наступаем, он еще даже не подпрыгнул и не выматерился. Кто угодно может быть.

– К нам никто и не приходил пока.

– Вот пока пусть никто и не приходит. Даже Федька безопасен, только если он со мной.

– А с Федькой-то что может быть не так? – поразилась она.

– На Федьку можно как-нибудь повлиять. Запугать. Взять заложника. Просто обмануть. Развести на нехорошее. Поэтому, если он вдруг пришел без меня – это может быть угрозой, понимаешь?

– Ну ты… – даже не нашлась она что сказать. – Не паранойя, нет?

– Даже если у вас паранойя – это не означает, что за вами не следят, – ответил я старой поговоркой. – Насть, там точно какие-то большие местные люди замешаны, так что всего можно ждать.

– Не Милославский? – уточнила она.

– Нет, не он, – уверенно ответил я. – Он точно не может быть замешан, иначе не толкал бы нас в спину, а наоборот, никакой деятельности не вел бы и группу нашу бы не собирал. Я ему особо тоже доверять не советую – кто знает, о чем и с кем он без нас договориться может, – но это не он. Но он хочет получить то, чего добился Серых, его результаты. И если кто-нибудь предложит их ему в обмен на нас… ну ты поняла. Долго размышлять он не станет.

– Сдаст?

Я только хмыкнул.

– Однозначно. Так что ты… вот что, – пробормотал я, поднимаясь с кровати, где валялся со своими записками. Подошел к шкафу, достал немецкий автомат, взвел, поставил на предохранитель. – Вот это пусть прямо здесь висит, под рукой, – я повесил автомат на ремень рядом с входной дверью. – Все время висит. И если кто-то начнет стучать прямо сюда, минуя коменданта, то… трудно советовать, но как чутье подскажет. Почуешь угрозу – бей прямо через дверь. Получится сбежать – дуй к самолету и лети в Сальцево, там… там к Сергею обратишься, начальнику охраны тамошнего базара, помнишь его? Вот к нему. И жди меня. Там жди, не здесь, понимаешь?

– А он меня там ждет? – удивилась она.

– Нет. Но будет. Завтра, кстати, туда и поедем, если не возражаешь.

– Зачем?

– Ну ты же на базар хотела? Вот и скатаемся – выходной же.

– Я не могу, у меня полетный лист на неделю вперед. Я же месяц бездельничала.

Я задумался, потом сказал:

– Никуда одна не ходи, договорились? Когда меня нет – просто сиди дома, как бы скучно это ни было.

– Я еще и дежурю в ночь.

– Вот как… а я ночевать в Сальцеве планировал.

– Это с кем? – подскочила она.

– С тобой вообще-то, – выдал я очевидный ответ. – Просто выедем поздно туда: здесь с утра еще надо дела переделать.

– Узнаю, что к девкам пошел, – убью.

* * *

Да, садиться в «кюбель» все же куда приятней, чем в «тазик» залезать, – никакой акробатики не нужно. И дверка ветер отсекла, оставив его снаружи, холодный и резкий. Настоящий снег пока еще не пошел, а сухую крупу, которая так и сыпала с неба, ветер сгонял с земли, не давая покрыть ее полностью. Но лужи уже замерзли, я даже не удержался, проломил в одной ледок каблуком.

Сегодня я уже по-зимнему оделся – впервые, наверное. Куртку сменил короткий тулуп, перчатки тоже зимние, разве что валенок пока не надевал – обошелся ботинками на меху от «Оганесян и Компания» на толстый шерстяной носок. Пришлось, правда, повозиться с размещением оружия. До того пистолет носил на поясе под курткой, но в застегнутом тулупе до него добираться будешь часа два, так что пришлось перевесить кобуру открыто, на ремень, что было непривычно и странно. А «ментовской» наган засунул за отворот, за пазуху, где прикрепил маленькую плоскую кобуру на сам тулуп. Нормально, там никто оружия и не ждет.