– Не задрал. Только это ему мало помогло. Кончили его жиганы прямо на месте. А заодно и еще несколько человек из его кодлы. Толика-Муху порешили... Из «деловых» там только Трефовый остался. И он теперь на стороне Рекрута.

– Что творят, шакалы! Ты подумай! – не удержался от комментария Гуцул.

Из всех приближенных Графина он был самым молодым. Лет двадцати паренек, но уже успел прославиться особо дерзкими налетами. Графин резонно полагал, что из него выйдет толк. И традиции воровские почитать свято будет, и перед неприятелем не спасует. К несчастью, таких людей у Графина было немного. По пальцам пересчитать можно. Разваливалась система под веянием нового времени. И удержать ее старый уркаган считал своей прямой обязанностью.

Он обвел взглядом всех присутствующих за столом. Митяй, Гуцул, Бурый, Архангел, Леший... Всего дюжина получалась. Но доверие... Предать мог любой. Да и предал уже кто-то, если верить словам покойного Никифора. Кто-то капал на него и всю его кодлу в ЧК. Кто? По глазам этого не прочтешь.

Графин согнал кошку с колен и поднялся сам. Прошелся по пустому трактиру, закрытому хозяином по случаю сегодняшнего сбора. Шторы на окнах были плотно задернуты, не пропуская с улицы ни единого лучика света. Размещенные полукругом свечи в высоких напольных канделябрах охватывали отблесками пламени только пространство над самим столом и небольшое расстояние вокруг.

– И кто ж теперь в Ярославле масть держит? – Графин вернулся обратно, но садиться не стал. Облокотился на спинку стула. – Неужто Трефовый?

– Нет. Там сейчас жиган верховодит. Из молодых да ранних. Знахарем кличут.

– Отправь к нему Ломтя, Митяй, – свирепо раздувая ноздри, распорядился Графин. – Пусть поквитается за Цыгана и остальных.

– Отправить можно, – Митяй старался вещать терпеливо, словно вел беседу с неразумным дитятей. – Только я же толкую тебе, Графин, ничего это не решит. Не один, так другой. За Рекрутом сила!

– Ты сдаться предлагаешь? – вновь встрял Гуцул.

Митяй недовольно покосился в его сторону.

– Не сдаться. Остановить его нужно. Дождаться надо, когда он тут, в Москве, нарисуется, и ухлопать к чертовой матери. Его и всех, кто с ним пожаловал. Вот тогда можно будет и в Казани с Ярославлем порядок навести. Но не раньше.

– Помнится, – Графин презрительно скривился, – именно ты, Митяй, предлагал решить с Рекрутом по-мирному. На этом мы двух хороших людей потеряли. А ситуация дошла вон до чего...

– Предлагал. И признаю свою ошибку. Я не провидец, Графин. Хотел как лучше.

– Хотел он…

Старый уркаган занял прежнее место за столом. Подхватил рюмку и залпом осушил ее. От души крякнул. Сидящий рядом Бурый незамедлительно наполнил его рюмку новой порцией. Графин занюхал кусочком черного хлеба, отломил от него четвертинку и отправил в рот. Жевал медленно и неспешно. За это время кошка успела вновь запрыгнуть к нему на колени, но ласки от хозяина не дождалась. Пламя свечей отражалось в ее больших зеленых глазах.

– В общем, решение мое такое, други мои, – Графин уперся кулаками в дощатую поверхность стола и чуть подался вперед. – Рекрута этого шустрого да быстрого, у которого, как только что сказал Митяй, сила немереная, вы мне, где хотите, там и сыщите. Нам еще только в Москве всякого беспредела, как в провинции, не хватало. Не допущу я, чтобы жиганы и прочая шваль головы поподымали! А стоит Рекруту тут зацепиться, так они, как есть, их поднимут. И ничегошеньки от всей нашей прежней системы не останется.

– Сделаем, Графин! – Гуцул ударил себя в грудь. – Я тебе слово даю. Раздавим гниду, а заодно и другим в наши дела лазать неповадно будет.

Но Графин будто и не слышал его слов. Подумав немного, он добавил к уже сказанному:

– За голову Рекрута награду дам. Сто тысяч. Только завалить его надо тихо. Без лишней стрельбы. Не хватало нам еще разборок с ЧК. Ни к чему обострять и без того непростую ситуацию.

Леший чиркнул спичкой и раскурил папиросу. Пустил в потолок густую струю дыма. В общие разговоры он предпочитал не вмешиваться и голоса не подавал. Зачем? У него были совсем иные планы, и именно они наверняка помогут избавиться от нависшей над уркаганами угрозы в лице казанского жигана. Только вот делиться с верными соратниками своими планами Леший не собирался. Не поймут они. И жаль, что сто тысяч наградных в итоге никому не достанутся.

– Я все сказал.

Графин опрокинул еще одну рюмку, поднялся и, запахнувшись поплотнее, вышел из трактира на свежий воздух. Остальные уркачи не спешили покидать свои места. Обдумывали все только что сказанное авторитетом.

– Для начала надо выяснить, в Москве ли Рекрут, – нарушил тишину Бурый.

– Надо. Но как это сделать?

– Поспрашать надо. По малинам жиганским пошерстить. Если он объявился у нас, то наверняка успел снестись с местными. Ему поддержка нужна будет. При всей его силе. Без нее никуда.

– Вот ты этим и займись, Бурый, – усмехнулся Митяй. – Глядишь, сто тыщ разом тебе и обломится. А мы с Архангелом тем временем гостиницы и съемные квартиры проверим. Человек – не блоха. Так просто затеряться в городе трудно. Человеку где-то спать нужно, что-то жрать, во что-то одеваться. В общем, искать будем. Прав Графин – допускать беспредела нельзя.

* * *

Казань. Здание ЧК на Предмостовой

Сверчинский оторвался от бумаг, устало потер переносицу и поднялся из-за стола. С хрустом расправил плечи. Мышцы затекли и предательски ныли. Всю последнюю неделю он почти каждый вечер засиживался допоздна, перебирая старые документы департамента полиции. Кое-что ценное из них Сверчинскому, конечно, удалось извлечь. Список информаторов неуклонно рос. Лепеха был прав. Многих из секретных сотрудников охранки уже расстреляли, но попадались и такие, кто по сей день жил и здравствовал. Кондрат Сергеевич даже встретился с некоторыми из них и переговорил на интересующую его тему. Кое-кого нужно было основательно поискать. За минувшее время кардинально сменились адреса, пароли и явки...

Но все это были информаторы из числа воров старой формации: карточные каталы, держатели майданов, лисаки... Выход на жиганскую братию с этой стороны для Сверчинского не просматривался.

Кондрат Сергеевич прилег на кожаный диван, вытянулся и, не разуваясь, водрузил обе ноги на подлокотник. Раскурил папиросу. Прикрыл глаза, старательно изгоняя образ мелькавших рукописных строк. Чекист нередко прибегал к подобному приему. Давал себе возможность немного отдохнуть. Бумажная работа изматывала Сверчинского гораздо больше, чем любая другая. А стопка, полученная от Лепехи, уменьшилась всего лишь наполовину. Для изучения оставшейся части Кондрату Сергеевичу потребуется еще неделя. А может, и больше. Сверчинский тяжело вздохнул...

Минут через двадцать, выкурив две папиросы, он неохотно поднялся с дивана и вновь прошел к столу. Время уже перевалило за полночь. Глаза получили некоторый отдых, и чекист решил посвятить бумагам еще час. Но только один. А потом домой. Спать.