Он взял из стопки следующий лист. Склонился над ним, обхватив голову руками...

Сдержать данное самому себе слово не получилось. В половине второго ночи Сверчинский все еще сидел в той же позе. Дело продвигалось медленно. Кондрат Сергеевич с трудом разбирал рукописный текст незнакомого ему почерка. Глаза его воспалились. И вдруг... Взгляд Сверчинского споткнулся о знакомую фамилию. Резо Зурабишвили! Кондрат Сергеевич встрепенулся. Не разыгрались ли у него галлюцинации на фоне бессонных ночей? Но нет. Все было верно. Резо Зурабишвили. Только фамилия эта упоминалась не в связи с источниками информации, а в ходе несостоявшегося судебного разбирательства.

В 1913 году Зурабишвили был обвинен в изнасиловании девушки из благородной семьи. Резо, да и сама девушка, коей была семнадцатилетняя Екатерина Калюжная, факта интимной близости не скрывали, но в один голос утверждали, что между ними все происходило по взаимному согласию. Резо, а ему в то время было уже двадцать два, готов был предложить Калюжной руку и сердце, однако родители Екатерины придерживались иного мнения. Делу был дан ход. Но до суда оно так и не дошло. Сначала скоропостижная смерть Леонида Ксенофонтовича Калюжного, отца девушки, а затем неожиданная перемена в настроении вдовы его, Ирины Александровны. Мать Екатерины отозвала заявление против Зурабишвили, дело закрыли, а Ирина Александровна с дочерью спешно покинули Казань.

Сверчинский нахмурился. Пробежавшись глазами чуть ниже, он обнаружил в документе еще одну интересную фразу. Оказывается, смерть Леонида Калюжного была вызвана несовместимым с жизнью ножевым ранением, а коллежский асессор Михаил Петрович Гроссовский, он же друг семьи Калюжных, высказывал предположение, что виновным в этом убийстве мог быть именно Резо Зурабишвили. Только он и никто другой. Но улик, изобличающих Зурабишвили, у следствия не обнаружилось. Убийца Калюжного найден не был.

Сверчинский в крайнем волнении быстро зашелестел бумагами, отыскивая среди них медицинское заключение по факту смерти Леонида Калюжного. И вскоре таковое обнаружилось. Кондрат Сергеевич жадно впился глазами в текст. Почему-то он уже знал, что именно будет в этом заключении. Так оно и случилось. Смерть Калюжного наступила вследствие ножевого ранения, нанесенного в область поясницы. Лезвие вспороло плоть и перебило жертве позвоночник. Леонид Калюжный умер мгновенно.

Сверчинский откинулся на спинку стула. Тот же самый почерк. Почерк Резо Зурабишвили.

В сознании Кондрата Сергеевича забрезжила какая-то мысль, но ухватить ее целиком он никак не мог. Сказывалась накопившаяся усталость. Мозг работал не так ясно и четко, как хотелось бы.

Сверчинский встал и прошелся по кабинету. Машинально сунул в рот папиросу. Прикурил. Не глядя, бросил спичку себе под ноги. Мысль ускользала. Куда уехали из Казани Калюжные? Мать и дочь...

Кондрат Сергеевич вдруг остановился. Гроссовский! Чекист затушил недокуренную папиросу о край стоящей на столе пепельницы. Теперь его пальцы перебирали бумаги значительно быстрее. Сверчинский знал, что именно ищет. Фамилия Гроссовского мелькнула в одном из документов. Кондрат Сергеевич поднес бумагу поближе к лампе.

Из написанного следовало, что коллежский асессор Михаил Петрович Гроссовский уволился со службы в том же тринадцатом году и отбыл в Москву. Вместе с ним уехали из Казани его близкие друзья Ирина и Екатерина Калюжные.

Сверчинский швырнул бумаг на стол и сорвал трубку телефона. Набрал московский номер ЧК. Запоздало бросил взгляд на часы и понял, что в это время не найдет на месте никого из тех, кто ему нужен. Однако на звонок Кондрата Сергеевича ответил дежурный.

– Мне нужен товарищ Верпухов! – выпалил Сверчинский, быстро представившись.

– Григорий Карлович? Вы на часы смотрели? Григорий Карлович будет завтра, – сухо отчеканил дежурный.

Он уже собирался было повесить трубку, но Сверчинский остановил его.

– Послушайте, это очень важно. Мне нужно знать, кто занимается в Москве делом Рекрута. Я понимаю, что вам это неизвестно, но надо выяснить. И пусть этот человек перезвонит мне. В Казань. Тогда товарища Верпухова беспокоить не нужно.

– Я постараюсь что-нибудь сделать, – доброжелательности в голосе собеседника не прибавилось.

– Постарайтесь.

Сверчинский попрощался и положил трубу обратно на аппарат. Решение так и не оформилось у него до конца, но Кондрат Сергеевич чувствовал, что в прошлом Зурабишвили можно обнаружить какую-нибудь зацепку. То, что поможет взять Резо в оборот.

Сверчинский быстро собрал бумаги, убрал их в сейф и накинул на плечи плащ. На сегодня достаточно. К тому же ему необходимо все как следует обдумать.

Выйдя на Предмостовую, Кондрат Сергеевич не стал брать пролетку. Хотя последних и было в избытке. Ямщики кучковались едва ли не на каждом перекрестке. Клиентуры в два часа ночи наблюдалось не много. Город спал. Но Сверчинский решил пройтись пешком.

* * *

Москва. Хитровка

– Держит эту малину бывший каторжанин. Из душегубцев, – неспешно рассказывал Солоух, вышагивая рядом с Рекрутом. – Ему уже лет под семьдесят. Сам от дел отошел. Тихий такой с виду, невзрачный старикашка. Но компания у него подбирается самая что ни на есть уркаганская. И что самое главное, Рекрут, там каждый вечер бывает Гуцул.

– Кто это?

Оба жигана держали руки в карманах, где у них в полной боевой готовности покоились заряженные «наганы». Перемещаться по территории Хитрова рынка в этот поздний час было не безопасно. Из любой подворотни мог выскочить верзила с кистенем и так приголубить незваных гостей, что в считанные секунды отдашь богу душу. И Рекрут, и Солоух предпочитали держаться настороже. При тех планах, что строили для себя казанцы, погибнуть от руки случайного грабителя было бы по меньшей мере глупо.

Точно так же, но с другой стороны Хитровки, по узким улочкам к намеченной цели пробирались Резо и Шмель. Еще двое из казанских жиганов должны были находиться к этому моменту на самой малине. Человек пять расположились по периметру на случай подстраховки. Среди них один ярославец. Больше никого из своей рассредоточенной по Москве кодлы Рекрут к предстоящей операции не привлек. Силы нужно было экономить.

– Гуцул – один из приближенных Графина, – пояснил Солоух. – Не матерый, но уже авторитетный уркач. Для первой нашей жертвы подходит идеально. Так сказать, маленькое предостережение московским «иванам». Чтоб знали, с кем придется иметь дело.

– Умно, умно, – одобрил Рекрут. – Пусть будет Гуцул. По большому счету, это не имеет никакого значения. Я уже решил, как мы поступим с Графином и его кодлой.

– Как? – заинтересовался подельник.

Но Рекрут на его короткий вопрос не ответил. Свой план он еще не обсуждал даже с Резо. Мысль созрела всего час назад, и Рекрут не хотел торопить события. Сначала надо разобраться с первой партией приговоренных. Сравнение понравилось жигану, и он широко улыбнулся. Правда, в полумраке хитровских трущоб Солоух не мог видеть этой улыбки.