Поскольку своих золотых сережек у меня не было, тетя Карина вдела мне в уши какие-то нитки. И клацала ножницами, чтобы обрезать после узелка. От клацанья я опять потеряла сознание. Нитки нужно было непременно протягивать, чтобы не «проросли», как сказала тетя Карина. Протягивать было больно, но еще страшнее было представить, как в ухо врастет нить.

«Ничего, скоро у тебя много золота будет», – пообещала тетя Карина. Что такое «много золота», тем более в ушах, а не в сундуках, я не очень понимала, и успокоение получилось так себе. Я все лето проходила с нитками в ушах, которые, естественно загноились. Зато я на всю жизнь избавилась от желания что-либо себе еще прокалывать – сразу тетю Карину вспоминала.

Но страсть к сережкам не вытравишь. Это сидит в генах, в подкорке, и бороться бесполезно. Приехала наша любимая бабушка и привезла подарки. Внуку она подарила деньги, поскольку считает, что будущему мужчине можно дарить только деньги. Понятно, что Василий был очень рад неожиданно свалившимся на него дензнакам. Но ведь бабушка ему и трехлетнему дарила исключительно купюры. А внучке она привезла, кто бы сомневался, золотые сережки.

Это уже третьи золотые сережки от бабушки. Мама убеждена, что девочке нужно дарить золото, которое она непременно должна носить на себе: если выгонит муж, то ей достанется хотя бы золото, которое в этот момент окажется на ней. Впрочем, я не припомню ни одного такого случая…

Так вот, совершенно счастливая Сима нацепила сережки, которые бабушка назвала «маленькими бантиками». Ну, как сказать? Да, бантики. Не маленькие. Но меньше предыдущих «бабочек», которые даже у меня пол-уха закрывают. И больше первых «сердечек». Я пыталась уговорить дочь снять серьги перед школой. Бесполезно. Она пошла хвастаться подружкам.

Единственной, кто оценил серьги по достоинству, была Луиза. У этой девочки в ушах не какие-то бантики, а настоящие взрослые серьги. Луиза пошла не в свою корпулентную бабушку, а не пойми в кого: тощая, маленькая, с аккуратненьким носиком и такими же аккуратненькими ушками. Усилиями Луизиной бабушки уши были, как она выразилась, «обозначены» этими самыми сережками. «Вот бы еще попу ей нарастить», – жалуется всем бабушка. Луиза ходит гулять в джинсах со стразами на попе. Наша бабушка тоже волнуется за попу внучки, но я пока держу оборону.

История с сережками не закончится никогда. Мама сообщила, что собрала весь «лом» и собирается его переплавить в сережки для внучки. И уже нашла ювелира Ашота. Очень хорошего. Делает как себе, потому что уже позвал мою маму замуж, но она пока не дала ответа. Пусть сначала сережки сделает, а потом посмотрим. Ломом мама называла вышедшие из моды кольца, одну сережку, пара которой была утеряна, золотую цепочку внушительной толщины. Мама сказала Ашоту, что ее дочь, мать ее любимой внучки, очень придирчивая и капризная и нужно сделать такие сережки, чтобы она сама захотела бы такие носить. Ашот показал каталог. Мама заявила, что по каталогу пусть все остальные ходят, а не ее единственная любимая внучка. Ашот нарисовал эскиз, еще один и еще один. Мама одобрила крошечные гвоздики с вкраплениями камушков. Как калейдоскоп.

– Дорогая, давай еще одни сделаем! Кто дарит внучке один комплект? – возмутился Ашот.

– Правильно говоришь, давай два комплекта, – обрадовалась мама.

– Зачем ей еще серьги? Давай цепочку сделаем, браслет… – Ашот певуче растягивал гласные, – красиво будет. Пусть будет нормальный комплект! – Ашот говорил «комплэт».

– Нет, ее мать, моя дочь, не разрешит, – подумав, сказала мама, представив свою внучку в серьгах, цепочке и браслете и какое лицо я при этом сделаю, – еще одни серьги. Но чтобы ни у кого таких не было!

– Слушай, не обижай меня! Ты знаешь, сколько лет я ювелир? Столько лет никто не ювелир! Каким женщинам я серьги делал! Да я тебе имена называть не могу, потому что я как врач – не могу сказать! Но вот увидишь женщину с таким кольцом, что себе такое захочешь, знай: Ашот это кольцо делал! Да я для твоей внучки такие серьги сделаю, что твоя дочь лично приедет меня благодарить! И будет называть меня «уважаемый»!

Мама приехала в гости и долго рассказывала мне, какие сережки заказала для внучки. Девять лет девочке исполняется, а у нее золота – кот наплакал. Считай, вообще нет золота. Вот, Ашот уже отливку сделал. Надо одобрить. Мама подробно описала пусеты, которые называла «гвоздиками», и соцветие камней внутри. Я кивнула.

– А вторые серьги… – продолжала мама, – это какой-то знак. Я его точно видела. Где – не помню, но точно знакомый знак.

Я взяла лист бумаги и стала рисовать все известные мне символы, которые могли бы уместиться на ушах моей дочки, да еще и в исполнении уважаемого Ашота.

– Нет, не то, – силилась вспомнить мама, – может, из буддизма?

– Мам, вряд ли уважаемый Ашот разбирается в буддистских знаках. Нарисуй сама.

– Ой, ты же знаешь, что я не умею. Нарисую не то, тебе не понравится, – отмахнулась мама.

Я повезла ее в МФЦ отдавать документы. Встала в очередь на получение талончика, а мама осталась курить на ступеньках. Вдруг раздался крик. Пронзительный женский крик. Мне не нужно определять по голосу, кто кричит. Если кто-то орет – женщина, мужчина, ребенок или истошно лает собака – точно моя мама в этом замешана. Поэтому я бросилась на улицу спасать от моей мамы женщин, детей, стариков и животных. Оказалось, кричала лично мама.

– Что? – ахнула я.

Мама вцепилась в рукав моего пальто и чуть его не оторвала. Она показывала куда-то вправо.

– Что? Объясни!

– Знак! Этот знак! – кричала мама и указывала на женщину, которая усаживалась в машину.

– Что? Это «БМВ»! А за ним «Опель». Какой знак?

– Который Ашот делает! Какая ты бестолковая! – возмутилась мама.

– Ты заказала Ашоту знак «БМВ»? Чтобы твоя внучка его в ушах носила? А почему не «Мерседес», например? Или «Мазду»?

– Да при чем тут машина?

Мама, не выпуская моего рукава, бросилась к автомобилю и чуть ли не вытащила из-за руля перепуганную женщину. После чего стала вырывать из ее рук сумку. Женщина сумку не выпускала и тихонечко причитала:

– Женщина, что вы делаете? Да что вы делаете, женщина?

– Вот этот знак Ашот хотел сделать! – Мама показывала на знак «Шанель», который украшал сумку.

– «Шанель»? Я правильно поняла?

– Ну конечно. А я голову сломала, где я его видела, – обрадовалась мама.

– Женщина, сумка поддельная. В Турции купила. Она ненастоящая. Зачем вам подделка? Отдайте, пожалуйста, – попросила хозяйка сумки.

– Ой, простите, – извинилась мама.

Бедная женщина вырулила со стоянки так аккуратно и быстро, что у мужчин глаза на лоб вылезли. Я пошла назад в здание.

– Я так и знала, что ты не одобришь! – сокрушалась мама.

– Конечно, не одобрю. Ты хочешь, чтобы Сима с самодельной «шанелью» в ушах ходила?