В порту, где должна была произойти пересадка на пароход, отправлявшийся в Александрию, Фокс сбавил шаг и компания пошла, как будто бы не торопясь, не обращая внимания на гомон толпы, спешащей со своими чемоданами, толчки, тычки и оттоптанные ноги.

Спустя некоторое время такой неспешной прогулки Саммерс встретился взглядом с неприметной личностью, отличавшейся от всех прочих разве что несколько более внимательным взглядом и несколько более нервной походкой. Он невзначай показал Фоксу тростью на горизонт, как если бы интересовался погодой, тот вежливо взял под руку задумавшегося профессора, и все трое пошли, не сговариваясь, вперед — до тех пор, пока не свернули на бульвар Маритим, ведший из порта в город.

— Здесь недалеко гостиница «Адели» — маленькая, но очень уютная, — сказал Фокс.

— Надолго? — лаконично спросил Саммерс.

Фокс пожал плечами.

— Посмотрим, друг мой, посмотрим.

Они бросили беглый взгляд в витрину аптеки: стекло отразило неприметную личность на противоположной стороне улицы.

— Но вы же говорили, что вам уже приходилось…

— Я суеверен, — усмехнулся Фокс. — Не хотелось бы сглазить. Кстати, а вы?

— Нет, — отозвался коммерсант.

— Но неужели вы не замечали, что стоит вам огласить свои планы, как немедленно происходит какое-нибудь недоразумение?

— Недоразумения и так все время происходят, — отмахнулся Джейк. — Я просто всегда к ним готов.

— Что же, — улыбнулся Фокс, — может быть, вы правы. Может быть. Скажите, вы всегда так рациональны?

— Да, — сказал коммерсант.

Они свернули еще раз, прошли несколько кварталов по мостовой узкой улицы, где тесный тротуар был занят уличными женщинами, сидевшими и стоявшими у дверей своих комнат, и, наконец, остановились у кафе с непритязательным названием «Бель Жарден». Здесь Фокс коротко кивнул неприметной личности, давая знак подойти. Затем состоялся короткий разговор.

Спустя четыре дня в этом же самом кафе были получены три паспорта на имя мистера Вирджила Кейна, проживающего в Уокинге, Суррей, Англия; мистера Ральфа Фрэнсиса Кеннела и миссис Элизабет Кеннел из Лондона.

Оставалось последнее. Собственно, у Фокса все было готово: все четыре дня он провел у портного, обувщика и в магазинах, где сам изображал заботливого племянника, желающего сделать подарок своей тетушке.

Он шел решительной походкой, неся обвязанные лентами бумажные пакеты и картонки. С каждым следующим магазином этих пакетов и картонок становилось все больше. Когда вышли из универмага на Рю Каннебьер, пакетами и картонками были нагружены уже все трое. Оставалось зайти в аптеку и посетить самую дорогую парикмахерскую, где был приобретен превосходный парик, который сам Алекс считал темно-каштановым, а его подельники настаивали на том, что он рыжий. Наконец, вернулись в номер и Фокс приступил к делу.

Достал бритву и снял с головы всю растительность.

Нацепил белье, шелковые чулки, корсет и влез в нижние юбки.

Обул туфли.

Надел шуршащее платье из тафты под кружевным чехлом.

Превратил родинку у края рта в искусственную черную мушку.

Напудрился.

Приладил на обритую голову завитой парик, пышную шляпу, с полей которой опустил на лицо вуаль. При этом все в его гардеробе было либо черное, либо фиолетовое.

Потом надел часы-медальон.

И, наконец, взял зонт — лиловый зонт с черными рюшами.

На месте Антуана Паркура стояла нервная пожилая дама.

Все до единого мужские предметы его гардероба остались у старьевщика. До отхода «Шампольон» оставалось полтора часа.

«Шампольон» направлялся в Александрию.

Вечером, когда профессор, по обыкновению, заперся со своими записями в каюте, а коммерсант листал «Древний Египет» какого-то проф. Британской Археологической школы Флайндерса Петри, Фокс сказал:

— Саммерс, у вас в голове страшный беспорядок. Вы книжный мальчик, вы фанатик, вы рветесь в натуралисты. Вы не имеете морального права не знать имен Кювье и Оуэна, Пржевальского и Миклухо-Маклая, Брема и Уоллеса, Марша и Гексли.

— Пржевальского слышал. Брэма знаю. Миклухо-Маклай… тоже, кажется, что-то слышал. А остальные? Кто все эти люди? — поинтересовался коммерсант.

Он взял из вазы апельсины и принялся ими жонглировать. Фокс показал несколько интересных маневров, и они, несмотря на кажущуюся легкость, никак не желали даваться.

— Эти люди, милый мой, натуралисты. Биологи, антропологи, палеонтологи.

Саммерс уронил апельсин и полез под диван.

— Тетя, вы какой-то маньяк. На что нам динозавры?

— На то, мой милый, что маньяк не я — вы, — миссис Кеннел потрясла лорнетом. — Человек, который живет в мире собственных мечтаний, который предпочитает это пристанище миру реальному и скрывается от него, должен, прежде всего, иметь упомянутый мир. Скажите мне, что с момента, как вы научились читать и почти до тридцати лет вы, воспитанник книжных полок, только и делали, что листали путешествие Дарвина — и я скажу, что вы врете. Ральф Кеннел прочел все — и гордится этими знаниями. Он знает историю Древней Греции куда лучше, чем историю собственной родины, мысленно побывал в лаборатории Линнея, в экспедициях с Лайелем, Сент-Илером и Дарвином. И, разумеется, он читал все, связанное с Египтом. Он, если можно так выразиться, имеет уважительную причину не иметь представления об окружающей его жизни. Вот что вы такое. А потом, если вы к нашему прибытию в Каир не будете жонглировать открытиями ваших великих предшественников так же свободно, как сейчас апельсинами, я убью вас. Вы меня понимаете?

Саммерс сел на место и продолжал жонглировать.

— Да, — беспечно ответил он.

— Bon, у вас есть еще время.

Времени, по-хорошему, оставалось на одну книжку. После беглого просмотра всей стопки, Саммерс наткнулся на фразу: «…процесс выживания самых приспособленных», бросил беглый взгляд на обложку — «Гипотеза развития», и решил на этом и остановиться. Книга, автором которой значился некто Г. Спенсер, показалась ему не столько самой интересной, сколько самой тонкой. Коммерсант открыл книгу с начала — прочел содержание. Потом с конца: на последних страницах, где располагались комментарии, занимавшие всего десяток страниц, упоминалась большая часть имен, которые перечислил Фокс.

Саммерс не зря хвастался доктору Бэнкс, что неплохо учился в школе, хотя и не учил уроков. Он был невеждой-профессионалом.

* * *

Дымчатые облака закрывали огненные всполохи заката: последние дни ноября выдались на удивление ясными. Сидя в своей каюте, Джейк задумчиво смотрел в иллюминатор.

Пятнадцатилетним мальчиком он мечтал сидеть вот так на палубе парохода. Чтобы пароход этот пересекал океан, впереди ждали захватывающие авантюры, а на самом искателе приключений были белые штаны. Все сбылось в точности. И что же? Подъем в шесть часов, гимнастика, холодная ванна, затем безостановочные занятия французским, штудирование трудов по зоологии, истории и географии, а вечером, ровно в половине одиннадцатого следовало оказаться в постели: стремясь сделать своего напарника как можно моложе, Фокс ввел режим сна и безжалостно настаивал на его соблюдении. Лишние полчаса были победой коммерсанта в яростном споре, не то было бы пришлось бы отправляться спать в десять.