Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не понимаю, к чему его продолжать, если мисс Мэнс не сумеет притянуть за уши дело Энсли к делу Харриса. Какие улики и показания она сможет противопоставить тем, что собраны обвинением? – фыркнул окружной прокурор.
– Начнём заседание – узнаем, – ещё более раздражённо парировал Кэмпбелл.
.
Первым свидетелем защиты Вэл выставила старшего сына Энсли и тот показал, что его мать лечилась от депрессии в кризисном центре Лос-Анджелеса. Этот многопрофильный центр считался лучшим в Америке и помогал Иным в решении самых разнообразных психологических, душевных, семейных, даже биофизических и прочих личных затруднений.
– Вы сами отвозили её на лечение?
– Да. Мне тогда показалось, родителям требуется моя поддержка.
– Курс психотерапии помог вашей матери?
– Верю, что в итоге помог бы: все мы замечали кардинальные улучшения маминого состояния, но она внезапно, без всяких объяснений вдруг прервала лечение и вернулась домой со словами, что сама решит свои проблемы. Сотрудники центра тщетно пытались её переубедить, лечащий врач даже приезжала к маме в Атланту, но она отказалась от дальнейших консультаций специалистов. Мы все видели, что маме вновь становится всё хуже и хуже, но ведь человека насильно на лечение не положишь, если его душевная болезнь не создаёт угрозы для общества, верно?
– Ваша честь, заявляю протест: всё вышесказанное несущественно и не имеет отношения к сути рассматриваемого нами дела, – заявил окружной прокурор.
– Всё вышесказанное доказывает, что миссис Энсли перед смертью находилась в сильнейшем нервическом расстройстве, из-за которого люди часто совершают неразумные и несвойственные им поступки, – объяснила Вэл. – Знакомятся с неподходящими людьми...
– Ваша честь! – взревел прокурор, не сомневаясь, что сейчас адвокат переведёт разговор на Харриса. Однако Вэл мило улыбнулась, попросила свидетеля вернуться на своё место в зале и вызывала для дачи показаний полицейского, первым прибывшего по вызову на место преступления.
– Мистер Остин, вы уже принимали присягу и давали показания, поэтому можете сразу отвечать на мои вопросы. Вам знакомы фотографии с места преступления, фигурирующие в деле в качестве вещественных доказательств с номерами с седьмого по пятнадцатый?
– Да, конечно, снимки делались экспертами-криминалистами моего отдела.
– Вы сами видели эти капли на полу? – Полицейский дал утвердительный ответ, и Вэл продолжила: – На фото с номерами одиннадцать и двенадцать отчётливо видны мелкие капельки крови в отрезке коридора между кухней и прихожей. Исходя из своего профессионального опыта, вы можете предположить, откуда они взялись?
– Брызнули, когда убийца вонзил нож в грудь жертвы, разумеется.
– Удар был единичный, и по заключению судмедэксперта рана мало кровоточила. Сомнительно, что капли крови могли просочиться сквозь одежду и отлететь так далеко. Вот если бы убийца нанёс несколько ран, каждый раз замахиваясь окровавленным ножом, то тогда капли крови на полу точно бы имелись. Однако они разлетелись бы по кругу, а мы имеем ровный ряд из трёх капель. Возможно, четырёх – трудно судить по фото. Скажите, как в реальности располагались капли крови?
Детектив задумался, припоминая, и медленно кивнул головой.
– Вы правы, разлетевшихся вокруг капель не было, только четыре капли в один ряд.
– И капля, которая располагалась у самого тела убитой, была самой крупной?
– Да, она хороша видна на другом фото.
– Я прошу вас вспомнить и сравнить размер капель.
– Самая крупная была вблизи тела.
– Благодарю вас, и прошу подняться для дачи показаний судебно-медицинского эксперта. – Кэтрин Мирт заняла свидетельское место, заинтересовано поглядывая на сосредоточенного адвоката. Её карие глаза ярко блестели на темнокожем лице, а в курчавых чёрных волосах запутался лучик солнца, падающий из стрельчатого окна. – Вы исследовали тело жертвы и делали заключение по итогам вскрытия. Скажите, могла ли кровь убитой при ударе в сердце фонтанировать тонкой узконаправленной струйкой?
– Нет, – отрицательно качнула головой судмедэксперт. – Даже одежда убитой в области удара была очень слабо пропитана кровью, а характер повреждения тканей таков, что никак не предполагает фонтанирование крови, тем более – узконаправленное.
– Тогда у меня просьба к следствию пояснить, кому принадлежит кровь на полу, поскольку она никак не могла принадлежать убитой, – обернулась Вэл к столу обвинения. За столом помощник прокурора спешно пролистывал листы тех экспертных заключений, что не были сочтены достаточно важными для представления их суду на предварительном слушании дела.
– Вам не удастся доказать, что в квартире был кто-то ещё, – гневно высказался прокурор. – Эти пятна крови могли быть оставлены на полу задолго до преступления, или сама убитая порезала палец, или это вообще клюквенный сок.
– Или это куриная кровь, накапавшая с ножа, которым Нелли Энсли разделывала птицу на кухне перед приходом убийцы, – подсказала Вэл. – Я требую установить, кому принадлежала кровь в этих каплях: курице или убитой Нелли Энсли, ведь экспертиза капель крови следствием проводилась?
Посовещавшись с помощником, прокурор расплылся в довольной улыбке и протянул судье лист бумаги:
– Ваша честь, экспертиза капель на полу действительно производилась, кровь – куриная! – Он с торжеством посмотрел на Вэл и насмешливо высказался: – Не знаю только, чем этот факт поможет защите.
– Он поможет восстановить последовательность событий, приведших к преступлению, – любезно пояснила Вэл.
– Последовательность очевидна: убийца схватил на кухне нож, испачканный в куриной крови, и капли на полу образовались до рокового удара, – фыркнул прокурор.
– Мне всё видится несколько иначе, но сейчас позвольте мне, господин прокурор, продолжить допрос свидетеля. Госпожа судмедэксперт, в своём заключении вы указали, что канал смертельной раны в сердце несколько расширен. Уточните, что вы имели в виду?
– Именно это: канал шире, чем должен был бы быть при ударе ножом данной толщины, – ответила Кэтрин