Сравнение собаки с ребенком было неожиданным, впрочем, вполне предсказуемым. Социальная адаптация собаки в современной семье идет наравне с детьми. Все больше встречается семей, в которых вместо подрастающего поколения в квартире резвятся пушистые оглоеды. Людмила, к своим двадцати восьми годам так и не сумевшая создать семью, вцепилась в собаку, можно сказать, бульдожьей хваткой.

– Нет, – взмолилась Светлана, когда они остановились напротив вольера с французскими бульдогами. – Только не его! Я не смогу каждый день смотреть на эту приплюснутую морду!

– Смотреть каждый день придется мне, – поправила ее Люся и прошла дальше.

– Нет! – решительно возразил Николай возле симпатяги алабама. – Ни в коем случае! Крупную собаку нелегко содержать в небольшой квартире. – Сказав про небольшую квартиру, он, сам этого не осознавая, сделал Люсе комплимент. В ее хрущевке с комфортом смог бы поместиться только карликовый пингвин, и то если бы он все время стоял.

– Это она, – восхищенно прошептала Люська, остановившись посреди рядов с вольерами и клетками. – Можете ничего мне не говорить! Это она!

Светлана проследила за ее взглядом и с удивлением обнаружила, что подруга смотрит на неопределенной породы щенка на руках у задумчивого тинейджера. Скорее всего, он отдавал животное просто в хорошие руки и не мечтал, что может получить за него какое-то вознаграждение.

– Уси-пуси! – застонала Люська от восторга, когда малыш завилял полноценным хвостом и лизнул ее в нос. – Кто же ты у нас такой?

– Двортерьер, – солидно произнес тинейджер, сунув питомца в Люськины объятия.

– Сколько? – произнесла та с придыханием, не обращая никакого внимания на немую жестикуляцию друзей.

– Два месяца, – поначалу не сообразил мальчишка, но тут же, вникая в обстановку, поправился, – пятихатка!

– Так тебя зовут Пятихатка, – Люська гладила собаку и немела от счастья.

Николай усмехнулся и протянул тинейджеру пятьсот рублей. Говорить что-то было бессмысленно. Щенок оказался вполне здоровой и ласковой «девочкой», для которой тут же закупили половину Птичьего рынка. Не в смысле друзей-животных, Люське, слава небесам, хватило одного, а разных предметов собачьего обихода. Николай оказался профессионалом в таком важном деле, как выбор миски и собачьего корма. Пока Люська таскала покупку на руках, он пытался ей объяснить, чем нужно кормить малыша и как постепенно переводить его на сухой корм. Светлана улыбалась, она прекрасно знала, что Люська станет кормить собаку сплошными деликатесами, которые той на самом деле вредны. Николай тоже об этом догадался после того, как Люська пообещала Пятихатке мороженое, и дал номер своего мобильного телефона, потребовав обязательно позвонить, как только Люся доберется с собакой до дома. Кстати, Николай поймал им возле рынка такси и заранее оплатил поездку.

– Слушай, Ланочка, – отвлеклась на секунду от собаки Люся, – выходи за него замуж.

– Думаю, – грустно ответила та, – мне тоже придется купить себе домашнее животное. Не знаю, будет ли это собака, но только не уж. Я, как и ты, моя дорогая, тоже хочу любить.

Они втроем вернулись в квартиру Людмилы, и тихое жилье сразу же огласилось громким лаем. Пятихатке не понравился большой диван, который она, по всей вероятности, приняла за гигантского монстра. Люся бережно подняла ее с пола и посадила на диван.

– Не бойся, малышка, – она пощекотала ей за ухом, – я с тобой.

Светлана поняла, что страдать по Федору Людмиле теперь будет некогда. Собака, адаптация которой в чужой для нее квартире прошла на редкость быстро, звонким лаем сообщила, что хочет есть. Люся не заметила, как подруга ушла, тихо прикрыв за собой дверь.

Открывая свою, Светлана ощутила щемящую тоску. У нее не было Пятихатки, не было ужа, не было никого, кто любил бы ее просто за то, что она есть на белом свете, не считая, конечно же, мамы. Или ее все-таки считать? Окружить маму своей запоздалой заботой и лаской? Но у той своя личная жизнь, и навязчивость взрослой дочери вряд ли понравится ее кавалеру. А в том, что он наконец-то после долгих лет одиночества появился, Светлана уже не сомневалась. В маминой квартире на прикроватной тумбочке стояла фотография, где они были запечатлены вдвоем. И дата в уголке – день ее отъезда в Карелию. «Все-таки, – подумала Светлана, – придется заводить собаку».

Когда в дверь позвонили, она нисколько не сомневалась, что у Люськи проснулась совесть, и она пришла навестить подругу. Но на пороге стоял Макс-Михаил.

– Привет, – сказал он, улыбаясь. У Светланы подкосились ноги. – Я приехал раньше, но тебя не было, – он постарался оправдаться. – Я каждый вечер приходил к твоей двери…

Если бы она это знала, то ринулась обратно в Москву, ломая на своем пути все сосны и разгоняя жутких кабанов. Сейчас она молчала и, как последняя идиотка, хлопала ресницами.

– Я вернулся, – продолжал Михаил, – если ты, конечно же, не против.

– Я не против, – выдавила из себя Светлана и впустила его в дверь.

Он прошел в комнату, сел в кресло и принялся рассказывать все то, что узнал от своего школьного товарища Вячеслава Задорожного. Если бы он кинулся обнимать и целовать, то Светлане, возможно бы, стало несколько легче. Сейчас она сидела рядом, слушала его и глотала ком, застрявший в горле. Глядя на форварда, ей нестерпимо хотелось плакать. Но она прекрасно знала, что не должна этого делать. Она сильная женщина, стерва, она все выдержит, даже если он ее и не поцелует. Светлана заставила себя собраться и внимательно выслушать Михаила.

Как оказалось, того, что он вспомнил, было совершенно недостаточно для полноценной жизни. То есть фактически Задорожный напомнил ему о школьных годах, проведенных в драках, экзаменах и детских влюбленностях. Хотя одну влюбленность Михаила Вячеслав не мог назвать детской. К Виктории Райской, которая жила с ним по соседству, у его друга было достаточно серьезное чувство. Правда, та его игнорировала и избегала, изредка позволяя ему водить себя на концерт популярных групп. Только Задорожный не знал, чем их отношения закончились и закончились ли вообще.

Светлана облегченно вздохнула, он все же не вспомнил эту свою победу. А что будет, когда вспомнит? И на всякий случай принялась рассказывать ему о японце. И постепенно вернулась к своему обычному состоянию. Плакать, глядя на форварда, уже не хотелось. Напряженность, возникшая вначале, постепенно растаяла. Михаил поинтересовался, не голодна ли она, и в процессе разговора соорудил свою коронную пиццу. Лепешка, завалявшаяся в холодильнике, как будто специально дожидалась его. Они быстро накрыли стол и принялись строить дальнейшие планы.

– Мне нужно посмотреть на Сикаморо, – сказал Михаил, наливая Светлане чай. – Думаю, что его физиономия мне о чем-то напомнит. Скорее всего, я делал ему пластику или убирал второй подбородок.

– Вряд ли, – засомневалась Светлана, припоминая худощавое лицо иностранца. – Но у нас есть банщик Пушкин, который знает про японцев все на свете.