– Все такие прошаренные, – процедил преисполненный досады помощник, – англы, те, которые едва не подловили нас. Царь-батюшка, который «надавил», решив прибрать «Ямал» с потрохами (потроха – это и мы с тобой в том числе). Алексеев опять же. Чего ж мы полезли в ловушку – изначально под императорский «наезд», не подстраховавшись? Получив в довесок последствия в виде рискованно угробленного «Пика», едва сами не угробившись. От дури?

– Мы не от дури. Мы потому, что нам деваться некуда. Или предлагаешь к амерам бежать?

Вопрос, естественно, был риторическим. Капитан, глядя на недовольного помощника, решил добавить, немного успокаивая:

– Могу только заметить, что действия лимонников далеки от безупречности. Вместо того чтобы к нам прорываться, потрепав «Рюрик», «англичанин» в него словно бульдог вцепился. Сам же плюхи получая, вполне несовместимые.

И выдержав паузу, Андрей Анатольевич улыбнулся от неожиданно пришедшей мысли:

– А согласись, что стычка с бронепалубником принесла нам дополнительное очко.

– Епть! Да мы, с учетом постзнаний, технологий для кого-то вообще сплошное огромное очко!

– Мне всегда нравился твой юмор.

* * *

– Мы на подходе! – предупредил штурман.

– На «малый», – прошла команда.

«Ямал» подал протяжный гудок… в ночь, в туман. Сигнал упования, обещанного спасения.

Прежде чем включили прожектора, увидели мутные в ночном мареве огоньки, метелики-лучи фонарей спасательной шлюпки.

Четыре мощных снопа света прорезали темноту, «обнюхивая» поверхность океана, слепя, отбрасывая тени, высветив оранжевые бугорки плотиков.

Колыхалось, кишело на волнах людское многоголовье.

Подходили осторожно, на «самом малом». По бортам судна уже были готовы, собравшись у лееров, лебедок, талей, но все одно забегали, затопотали по трапам, палубам.

– Приготовиться к приему людей! – репетовалось, разносилось по «громкой».

– Примем на борт – фильтрация, – не замечая, что повторяется, выговаривал капитан, – всем, кто здоров – дать противопростудного и готовить к пересадке на «Лену».

– Водки бы им для сугрева, – предложил посерьезневший начальник безопасности. О водке серьезно он говорил редко, поэтому тут же сгладил свой эмоциональный промах, обратившись к успевшему вернуться адмиралу: – Ваше высокопревосходительство, у нас сорокоградусной на такую ораву едва ли найдется. Уйдет подчистую весь запас медицинского спирта. Как жить дальше?

– Прибудете на Колу – возмещу казенной, – после разговора с государем настроение у наместника было явно испорчено. На мостике царил полумрак, но все равно было видно его неспокойное раскрасневшееся лицо.

– А если у кого воспаление легких? Тут по уму не водку, а антибиотик или… – Шпаковский не договорил, спросив у капитана: – Раненых будем с собой возить? До выздоровления?

– Пока… да. Но в итоге – всех на «Лену» и в Петропавловск.

Алексеев кивал – именно так… оговорено, согласовано.

* * *

Лучи резали ночь, выплясывая кругами по волнам – черное на контрасте море, шлюпки, катера, кочующее волнующееся людское море.

Вокруг ледокола, легшего в дрейф, творился сущий бедлам. И на палубах. И в помещениях… каютах. И в медблоке. На камбузе.

В коридорах «Ямала» на верхнем и жилом ярусах стало тесно – то тут, то там измокшие, дезориентированные, но счастливые своим спасением матросы, офицеры.

Говор, возгласы, тела – стоячие, сидячие, шевелящиеся.

Лужи, мокрая одежда… матерящийся боцман (естественно, местный).

Вызволенных из воды отпаивали горячим и, кстати, в основном не чаем, не водкой, а раздавая пластиковые стаканчики с лапшой и бульоном быстрого приготовления – их на ледоколе было в избытке.

– Проследить за оставленным мусором, – не забыл предупредить Шпаковский, – пластик не тонет. Палево!

Адмирал спустился вниз принимать личное участие… оказывать начальственную поддержку, вселять бодрость и уверенность, так сказать.

Всех еще не вытащили, когда, наконец их догнала «Лена». Дело бы пошло быстрее, но теперь начался обратный процесс – сбагривали «мокрое нашествие» на, по сути, грузопассажирский пароход. Мест там только в III классе больше тысячи.

Туда же намеревались сплавить жандармов и часть свиты наместника.

И сплавили, в конце концов.

* * *

Спустя два часа аврал сошел на нет. Боцман еще гонял подвахтенных для наведения последнего марафета. На борту «Ямала» из «рюриковцев» оставались лишь те, кто был размещен в медблоке, задержались кое-кто из офицеров крейсера (с ними общался Алексеев и его штабные).

Статский советник, у которого были свои специфические функции (по обеспечению секретности), если не успел составить поименный список спасшихся, то общее количество людей подбил. Включая подобранных «Леной».

– И ты знаешь, что самое любопытное? – заметил Шпаковский, ознакомившись с отчетом. – Я специально уточнил, сколько людей уцелело с «Рюрика» после боя в Корейском проливе.

– Догадываюсь, – сразу сообразил капитан, тем не менее проявив интерес.

– Практически идентично! Что тогда, что сейчас! Это что получается – история такая упрямая и жестокая сука?

В ответ лишь задумчиво пожали плечами.

– Правда, есть маленькое, но существенное отличие в плюс, – не менее задумчиво дополнил помощник, – капитан первого ранга Трусов в том бою погиб. А ныне он держит ответ перед нашим высокоуважаемым адмиралом. Вот так!

* * *

А в Петербурге, и в частности в Царском Селе, после доклада Алексеева о военной стычке с кораблями Royal Navy (пусть и под японским флагом) случился, видимо, переполох.

Можно только представить, как взъерошенный царь Николай («Война – это… война!») срочно вызывает министра иностранных дел, возможно военных, ну и кого там еще, кто нужен при вероятном обострении ситуации. Наверняка присутствовали все «посвященные».

Наместник снова (по вызову) отправился в радиорубку.

В свою очередь и господин Чертов «имел удовольствие» провести содержательную беседу с императором Российской империи Николаем II.

Впрочем, ничего конкретного в решениях принято не было, в конце концов, ночь взяла свое. На том конце «провода», в царскосельском совещательном кабинете (или зале) сообразили, что «коварные альбионцы» не обладают такой оперативностью и дальностью связи. Даже с учетом наличия посыльного скоростного авизо в английском отряде (во что мало верилось), информация о том, что произошло и произойдет близ Камчатки, до Лондона дойдет с серьезным запозданием.

У Петербурга в этом случае всегда есть как минимум пять дней форы.