«Ямал» и «Лена» оставались в той же условной точке недавнего боя, подрабатывая машинами на волну в дрейфе, контрольно переговариваясь на закрытой частоте, перемигиваясь скупыми огоньками.

Собираясь вначале отправить «Лену» в Петропавловск, наместник повременил. Решил дожидаться распоряжений следующего дня – что там надумают в столице.

Вспомогательный крейсер был удобен под боком как оперативный и достаточно мобильный ресурс.

Да и пушки какие-никакие на нем имеются.

* * *

– Ну и денек! С ног валюсь!

– Какой денек! Ночь уж! Третьи склянки. Пошли по стопочке и в койку, – капитан устало сполз с кресла, потянул спину. Уже как на икону, взглянул на показания радара, – единственное, я бы предпочел отойти всей нашей компанией чуть мористей. Так и мерещатся атакующие крейсера с трех румбов. Бред! Ладно. Завтра день покажет. И в Петербурге как раз определятся.

– Что тебе Николаша во время сеанса напел? – Вопрос помощника буквально утонул в зевке.

– Говорил уж – когда сели с наместником «по душам, за жизнь»…

– Под водочку?

– Ага… а под нее уж он божился, что выполнял исключительно инструкции из Петербурга (царя, как верный пес, не упоминал, не подставлял). А тут Николай, нисколько не задумываясь, что адмирал может находиться в радиорубке, стал гнать на Алексеева, дескать, он неправильно понял «мою монаршью волю», типа отсебятину-инициативу проявил, «по собственному почину», вы на него не серчайте, это от чрезмерного усердия.

– Звиздит, как дышит!

– Еще бы! У Алексеева рожа как у вареного рака, но молчит – понятно, что государево сохранение лица важней. А далее ампиратор завел с самой что ни на есть венценосной подачей: «ваши действия признаны героическими», за спасение «рюриковцев» отдельно плезир. Ну и опять же «упование на бога» и прочая церковно-верующая лабуда. Но ничего конкретного. Короче… завтра все. Правда с утра видна.

Впрочем, на минутку замолчав, припоминая, кэп все же высказал:

– Но кое-что меня совсем удивило. Он, Николя, вдруг выдал про то, что «ваше появление в этом мире, со всеми технологиями, планами переустройства России, может привести к еще худшим последствиям». Дескать, пример – взбрык британцев. И он-де, царь всея Руси, считает, что «нельзя вмешиваться в божий промысел, нарушая устои и миропорядок».

– Вот тебе раз!

– Вот тебе два!

– Вот тебе между! Офигеть! А наш адмирал Алексеев, между прочим, мечет молнии, всенепременно жаждет отомстить за «Рюрик» – добить «британца».

– Знаю. Интересно, как и чем? Тут вообще неизвестно, что с английским крейсером, – Чертов в который раз глянул на рлс-монитор, – и что там на северных румбах прячется? Радиорубка исправно ловит слабые сигналы. Кодированные. Ладно. Вахту сдали. Пошли уж.

* * *

«Что прячется на северных румбах», выяснилось буквально вслед… не успели и мостик покинуть.

– Андрей Анатольевич! Вызывают в лазарет.

– Меня? – Мозг явно уже спал, иначе с чего такой переспрос?

В медицинский блок, конечно, спустились вдвоем.

– Что у вас тут, Игорь Викторович?

Несмотря на загруженность, встретил их Кацков, главный судовой врач, сразу проведя к одной из коек.

– Да вот… поступил один очень тяжелый. Переохлаждение. Мы его немного откачали (а сразу обратили внимание, что одежонка у него вроде как иного покроя), он очнулся и давай лопотать по-английски… и по-русски ни в какую. Все какую-то крысу и Крысю поминает.

– Прошу прощения, – голос с соседней койки. Действительно, что один голос, – сплошь перебинтованный, белым лицом, два глаза только светятся. Представился: – Мичман Ширяев, Александр Владимирович. Это матрос с английского корабля. Он немного бредит, но то, что упоминает – это название броненосного крейсера Королевского флота «Кресси». Простите.

– Вот так-так, – чуть не присвистнул Шпаковский, – то-то мне ребята из боцкоманды говорили, что одного морячка вообще бог знает где в отдалении выловили. Вообще случайно! Видимо, во время боя выпал… а? Стало быть, он и есть… этот англичанин. И его же надо непременно допросить. Срочно, пока не окочурился.

– Да он едва-едва дышит, – за вялым возмущением врача притаилась клятва Гиппократа.

– Так надо, – совершенно серьезно поддержал помощника капитан, – война. Делайте, что хотите, хоть наркотой качайте, но нам нужна информация.

Через полчаса подтвердилось – да, да, именно броненосный «Кресси». Но самым важным из узнанного оказалось то, что у Командоров стоит крейсер «Дрейк» – еще один броненосный. Плюс вспомогательное судно – угольщик-обеспечитель и плавмастерская в одном лице.

– Ничего не скажешь. С размахом англы подошли к делу. А? Капитан? Вот куда чапал подранок!

– Почему чапал? – Капитан тяжело моргал уставшими глазами.

– А он совсем задохся, – Шпаковский покачал головой, как зашатавшись (тоже заморенный), – с мостика сообщили. Такое впечатление, что в дрейфе… то вроде проползет немного, сволочень. Хм. Но Командоры… я опять в прострации. Требуется консультация, или наших знатоков, или местных. Сколько до Командоров? Миль триста. Нынешние судовые телеграфы на такую дальность бьют? Черт… а с другой стороны, если бритты «подошли с размахом», могли и под такое дело поставить на крейсера что-то мощно-передающее. Так?

– Так.

– А «Кресси», ну точно что «Крыся» – ему радейку во время боя однозначно раздолбало. Молчит – заметил?

– Заметил. Молчит, – односложно, с трудом сдерживаясь… хотелось зевнуть, прикрыть глаза. Зажмуриться. Спать хотелось!!! Оглянулся, словно очнулся – все еще медблок. Пахнет характерно – больничкой, не принюхаться ни в жисть.

А на столике мензурка – благодетель Кац плеснул разбавленного.

Поднял глаза:

– Пошли?

– Пошли. Но Алексеева, наверное, следует поставить в известность про Командоры. Если он не спит.

Алексеев… и сам вымотанный, оказалось еще не спал – тыкался-мыкался в незнакомой обстановке, в выделенной ему каюте, пробавляясь дармовым коньяком из капитанских запасов.

Несмотря на уже почивальный вид, сообщение отправил, чтобы, как только там, в столице, проснутся, расчухаются, важная информация уже лежала на столе.

И на том всё! Наконец, свалились в койки. Вмяв тяжелые головы – умы-безумия в подушки. Протянув уставшие ноги, а чтоб без них – без задних ног.

До рассвета оставалось не более четырех часов.

* * *

Еще до рассвета вахта занесла в журнал, что английский крейсер, удерживаемый на пределе дальности радара, так и не выйдя на траверз мыса Шипунский, окончательно застопорил ход.

Медленно, но с заделом и замахом поднимался обещанный барометром ветер-волнение. Для начала баллов на пять… до шести.