Я говорила в общем. С некоторых пор я все говорю «в общем». (Пауза.) Ты помнишь, Ман, лето, которое мы провели в Венеции?

М а н о л е. Когда ты ревновала меня к статуе Коллеони{22}, потому что я каждый день ходил смотреть на нее?

К л а у д и я (с чисто женской интонацией). Ревновала? Ты навещал ее только днем.

М а н о л е (охваченный воспоминаниями). Да, мы как одержимые ночи напролет проводили на каналах, пока заря не вырывала из вод серебряную Венецию. Сколько лет прошло с тех пор! Почему ты вдруг вспомнила?

К л а у д и я. Мне тогда было двадцать и я была очень хороша. По крайней мере так говорили.

М а н о л е. La bella[8] — называли тебя гондольеры. Я очень гордился твоей красотой.

К л а у д и я. Почему я думаю о прошлом, Ман? Потому что я грустна, потому что воспоминания усугубляют мою грусть и в то же время утешают меня. Это самая большая моя драгоценность. (Улыбнувшись.) Счастье, что никто не может отнять у нас наших воспоминаний.

М а н о л е (тоже улыбается). Ты будто надгробную речь держишь, дорогая.

К л а у д и я. А ты смеешься, но это не смешно.

М а н о л е. Ты тоже улыбаешься.

К л а у д и я. Это улыбка трагической героини, Ман! Как ты не понимаешь?!

М а н о л е (сердито). Что с тобой, Клаудия?

К л а у д и я. Мы уже говорили об этом, Ман. Я чувствую себя совсем ненужной здесь. Даже немного смешной.

М а н о л е. Смешно устраивать сцены в таком возрасте.

К л а у д и я. Это первая грубость, которую я услышала из твоих уст.

М а н о л е (берет Клаудию за руку). Прости меня. Знаешь, я немного распустился. Но это такой абсурд, то, что ты сказала…

К л а у д и я. И ты чувствуешь, что я не нужна. А в один прекрасный день мое присутствие покажется тебе назойливым, потом тягостным.

М а н о л е. Клаудия!

К л а у д и я (вспыхивая). Кому нужно, чтобы все кончилось так отвратительно и так печально?! (Взглянув на него.) Кажется, теперь я и не люблю тебя. (Лжет или пытается уговорить себя.) Вот почему я чувствую себя такой никчемной и у меня опускаются руки. Во мне нет ничего, кроме жалости. К себе, к тебе. Жалости пополам с брезгливостью, какую испытываешь в нищете или болезни.

М а н о л е (задет). Благодарю тебя за жалость. Но не нуждаюсь в ней! (Уходит.)

К л а у д и я (слишком поздно). Ман!

Входит  К р и с т и н а, веселая и оживленная. Она босиком, сандалии в руке, чувствуется, что под легким платьем тело ее еще влажно.

К р и с т и н а. Здравствуйте, мадам. Здесь нет маэстро?

К л а у д и я (неприязненно оглядывает ее). Нет. Он позволил себе на минутку отлучиться.

К р и с т и н а (которая не понимает, застенчиво улыбается, как человек, который не понял, но не хочет показать этого. Минуту спустя все же признается). Не понимаю. (Взгляд Клаудии заставляет ее придирчиво осмотреть себя. Смеется с облегчением.) Я и не догадалась, почему вы на меня так смотрите. По траве босиком шла. Не обсохла еще как следует. Меня мама прогнала. Говорит, похудеешь, если будешь долго сидеть в воде. Зато ночью, когда луна, я бегу поплавать, только чтоб мама не знала. Позавчера я часа три из воды не вылезала. Рассветать начало. Вы любите плавать? (Болтая, усаживается на скамейку, обтирает ладошкой ступни, стряхивает песок, обувается. Проделывает все это с непринужденностью молодого зверька.)

К л а у д и я (чувства ее противоречивы: юность Кристины раздражает ее и в то же время пленяет). Сколько сантиметров у тебя в талии, девочка?

К р и с т и н а. Не знаю. Тридцать два, кажется. (Слегка озабоченно.) Я слишком тощая.

К л а у д и я. Ничего, ты еще пополнеешь. После тридцати лет мышцы начинают понемногу ослабевать, кожа теряет блеск и эластичность, глаза — ясность…

К р и с т и н а (хохочет). Ого, до тридцати мне еще далековато! В тридцать человек уже ста… (Пугается своего промаха.) То есть уже не очень молод. Но вам чего беспокоиться! Вы такая красавица! А я похожа на маму. Она некрасивая.

К л а у д и я (до некоторой степени обезоружена). Она хорошо держится. А что ты думаешь делать осенью? На какой факультет поступишь?

К р и с т и н а. Если б знать! У меня ведь талантов — никаких. (Смеясь.) Мама хочет сделать из меня актрису.

К л а у д и я. А ты не хочешь?

К р и с т и н а. Не очень-то я умна, но достаточно, чтобы понять, что у меня к этому никакого призвания. Попробую на филологический.

К л а у д и я. Может быть, выйдешь замуж.

К р и с т и н а. Все равно нужно иметь свою профессию. Время домашних хозяек прошло.

К л а у д и я. Почему? А если твоим мужем будет человек в возрасте, с прекрасным положением…

К р и с т и н а (хохочет). За старика? Чтобы ставить ему банки, а потом спать с ним в одной постели?

К л а у д и я (успокаиваясь, с зарождающейся улыбкой). Встречаются пожилые мужчины, полные привлекательности и… Видишь ли, я буду играть осенью в пьесе Чехова… в «Чайке»… Ты ее знаешь?

К р и с т и н а (смешавшись). Да, я ее читала, давно… то есть… (Чистосердечно.) Нет, не знаю.

К л а у д и я. Там речь как раз о девушке твоего возраста, которая полюбила мужчину почти сорока лет, знаменитого… писателя.

К р и с т и н а (скептически). И чем кончилось?

К л а у д и я. У писателя была старая приятельница, актриса. Ее роль я и буду играть. Он увлекает девушку, делает ее несчастной, потому что зрелый мужчина никогда не найдет в девочке твоего возраста того, что его может привязать по-настоящему. Речь идет о влечении чисто чувственном. Он тянется к ней, как тянулся бы к первой спарже или раннему помидору. Но ранние плоды быстро проходят, превращаются в супы и маринады.

К р и с т и н а. Ну, такие истории случались при царе Горохе.

К л а у д и я. Ты думаешь, мужчины переменились?

К р и с т и н а. Не знаю. Девушки переменились. Как может теперешняя девушка влюбиться в пожилого мужчину? Разве что притворится ради выгоды. Есть еще такие.

К л а у д и я (смеется и целует ее). Ты прелесть.

К р и с т и н а. Когда я расскажу девчонкам, что вы поцеловали меня, они умрут от зависти.

К л а у д и я. Ей-богу?..

К р и с т и н а. Еще бы… быть настолько близкой с Клаудией Роксан! (Пауза. С огорчением.) Скажите, вы на самом деле думаете, что семнадцатилетняя девушка всего лишь спаржа?

К л а у д и я (смеется). Я тебе объяснила только, почему зрелый мужчина не может по-настоящему полюбить юную девушку. Настоящая любовь предполагает общность мыслей, взаимное уважение, наконец, полное понимание, должны существовать известные мостики. Гёте было почти шестьдесят лет, а Беттине — только около двадцати двух, когда они познакомились. Это не помешало ему писать о ней, что она невыносимый слепень, который досаждает ему всю жизнь.

К р и с т и н а. Воображалы они.

К л а у д и я. Кто?

К р и с т и н а. Эти зрелые мужчины. Что, у нас сердца нет, и головы, и проблем? Ой-ой, еще сколько проблем! И комплексы у нас есть! Прежние девушки были счастливыми дурочками.

К л а у д и я (обнимая Кристину, откровенно хохочет). Ты меня пугаешь, Кристина.

В л а д (появляясь на пороге). Извините. Я, кажется, прервал конфиденциальную беседу. Но ведь я последовательно играю роль театрального злодея.

К л а у д и я. У тебя очень подходящая голова.

В л а д. Это