затыкаешь? — тем временем визжала мама. — Я всё сделала, чтобы эта тварь свалила в туман!

Отец пошёл красными пятнами. Желваки на его лице заходили ходуном, карие глаза, казалось, сейчас мечут молнии.

— Замолчи, женщина! Или рассказывай всё как было! — начал наступать отец на неё.

Я в первый раз видел его таким. В мою голову закралась страшная мысль, но я её отгонял. Пиджак распахнулся, и я увидел, как тяжело вздымается его грудь, обтянутая белоснежной рубашкой.

— Мама? — пригвоздил я её взглядом.

— Ну что — мама? — её голос стал выше ещё на несколько октав. — Ну дала я этой швали на аборт, и что? А она не сделала, поехала рожать в Америку! Как она могла после этого появиться, да ещё и с ребёнком? — визг закладывал уши. Сейчас мать точно была похожа на богиню тьмы.

Она так жестикулирует и вышагивает по кабинету, что кажется, сейчас её волосы, как у Медузы Горгоны, станут змеями. Нежная блондинка исчезла с пьедестала, осталась только расчётливая и злая Геката. Она приспустила шубу с плеч и пыхтела как паровоз. Васильковое платье в данный момент сильно оттеняло её бледность и подчеркивало красноту, выступившую на шее. Голубые глаза были широко распахнуты, и сейчас я не узнавал ту властную женщину, которую знал всю свою жизнь. Сейчас это была озлобленная, угнетённая и несчастная — моя мать.

— Мы разводимся, — тихо сказал отец. Шок — вот первое, что я испытал.

— А всё из-за чего? — не унималась мать. — Из-за Сюзанночки! Ты знаешь, где мы отдыхали? Нет! Так я тебе скажу, я ездила в Грецию, а твой отец ездил к ней! Ты понимаешь? — посмотрела она на меня злым взглядом. — Он её защищает! Представляешь?

— Мама, — я устало потёр переносицу и сел в своё кресло. — То, что вы разводитесь — это ваши проблемы. Меня интересует другое: почему я не знал, что Сюзи беременна, а ты… знала? — сцепив руки в замок и поставив локти на стол, я смотрел на мать и ждал её ответов.

Где-то совсем близко

Вот это подстава! Молодой мужчина бежал со всех ног из квартиры своей любимой женщины.

“Как так?” — думал он, вбегая в лифт, который специально застопорил на нужном ему этаже. — “Кого принесло в квартиру, пока моя королева на работе? И ведь камеры проверил же, никого не было”.

Тяжело дыша, мужчина провёл ключом-картой по специальной выемке, едва заметной для постороннего взгляда. Лифт взметнулся вверх, на технический этаж можно было попасть только работникам, но для молодого человека ничего не стоило настроить карту и обустроить себе логово под самой крышей. Главное — поближе к любимой.

Зайдя в свою каморку, мужчина ещё раз проверил камеры. Вот оно что! Одна из них глюканула, сигнал шёл с опозданием и прерывался.

Переключившись на подземную парковку, он понял, кто мог быть в квартире.

Этот хлыщ, Риточкин начальник, размашистым шагом направлялся к своему автомобилю.

Как только он уехал, мужчина тут же спустился в квартиру и поменял камеру на новую.

“Нужно выспаться, сегодня в ночь”, - едва слышно прошептал он, повалившись на импровизированную кровать и шумно дыша.

Виталий

Меня всё бесит! Да так, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Мама сидит и молчит, жуя свои идеально накрашенные губы. Я жду, пытаясь дышать спокойно, не выдавая своего волнения.

— Кира! — обратился к ней отец. — Хватит тянуть время. Его совершенно нет ни у твоего сына, ни у меня.

— Что я должна сказать, что эта малолетка пришла к Виталику зарёванная, а я её выставила? Так? — жестикулировала мать. — И я ни капли не жалею! И сейчас точно так же поступила бы! — уже опять переходит на визг моя мамочка.

— Хватит орать, — спокойно, но с властными нотками в голосе осадил я её. — Я сам всё узнаю у Сюзи. Мам, иди, пока я лишнего не сказал!

Откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Слышал, как она фыркнула в своей манере и, специально громко цокая каблуками, пошла на выход. Судя по всему, в дверях остановилась, а после я услышал оглушительный стук. Это дверь в кабинет была захлопнута со всей дури. А дальше сердце пропустило удар, услышав детский плач.

Выскочив, как зверь из своего логова, я увидел, как мать рвёт в клочья бумагу.

— Не надо! Пожалуйста, — причитала дочь, заламывая руки. Явно, что позиции не равны.

Мать феерично швырнула вверх кипу кусочков, как конфетти, и, фыркнув, глянула на меня с мнимой победой в глазах и вышла в коридор.

— Там рисунок, — рассказала дочь позже отцу, подвывая, который мигом подскочил к Ками, когда я стоял как вкопанный. — Я рисовала Риту, меня и папу, — размазывая слёзы кулачками, малышка ревела в голос. — А она с мольберта… у-у-у…

Теперь я уже быстрым шагом подошёл к ребёнку и присел на корточки. Приподнял подбородок малышки и посмотрел в глаза.

— Не плачь, — мягко попросил я. — Ты нарисуешь ещё лучше! Правда? — дочь едва заметно кивнула. — А сейчас я отлучусь на пять минут, по делам, расскажи дедушке, что это у тебя в пакете, — кивнул я на стол, на котором лежал пакет из “Леонардо”. — Я быстро!

Дождавшись ещё одного кивка от Камиллы, я рванул за матерью. Нагнал я её уже у лифта. Мать чеканила шаг, как солдат почетного караула, с одним отличием — она не могла так высоко поднять ногу.

— Мама! — схватил я её за локоть. — Ты что творишь? — шипел я в лицо женщине, родившей меня.

Безумный взгляд и кривая улыбка. Кира Львовна пытается вырвать руку из моего захвата. Этот молчаливый разговор явно не в её пользу. Мне хочется столько ей сказать, но голос не прорезается, остается глубоко в груди щемящим и давящим комком. Единственно, что я могу произнести, это:

— Мама, это низко — отыгрываться на ребёнке. Девочка ни в чём не виновата.

— Ты не прав! — шипит она змеёй. — Она виновата в том, что родилась.

Я опешил от таких слов. Как женщина, родившая двоих детей, может так сказать? Мать, пользуясь моей заминкой, вырвала руки и вскочила в открывшейся лифт, едва не сбив выходившую Маргариту.

— Что-то случилось? — она смотрит на меня, я это вижу, но слова прорываются как будто бы сквозь вату.

— Да, — встряхиваю головой и пытаюсь засунуть свои так некстати разбушевавшиеся чувства подальше. — Там Ками плачет.

Для Риты мои слова послужили спусковым крючком. Девушка на умопомрачительных шпильках побежала, нет, полетела по коридору к маленькой беззащитной девочке. Как коршун кидается на защиту своего потомства,